Он пытался обезоружить Алекса, рубанув шпагу у эфеса под прямым углом. Тей преследовал противоположную цель. За микроскопический миг до звона металла он доворачивал кисть, сабля била вскользь по шпажному четырёхграннику и врезалась в гарду.

Но бесконечно защищаться нельзя. Алекс отступал вдоль плотного пиратского строя и тихо радовался, что импровизированный ринг не имеет углов. В противном случае Череп загнал бы его в западню.

Плюнув на обещание не использовать Силу, уже нарушенное, тей выпустил её струю вдоль клинка. Сталь упрочилась, превратилась в продолжение руки, наполненная субстанцией, которую морскому бродяге не понять и не представить. Князь жёстким батманом принял очередной выпад в уверенности, что шпага не переломится, и провёл молниеносный рипост, поднырнув под руку с саблей. Остриё ужалило в предплечье и проткнуло его насквозь.

Пират взревел. Левая рука перехватила рукоять сабли. Князь воспользовался секундной заминкой и вышел на центр круга, помахивая шпагой в ожидании соперника.

Встряхивая в воздухе пробитой конечностью и не слишком ловкий слева, Череп уже не представлял прежней опасности. Он сам осознал, что неминуемо проиграет, если не придумает что-то радикальное. В этой ситуации самым правильным бывает самое простое решение.

Пират раскрутил саблю над головой. Сверкающий диск наклонился вперёд. С утробным, каким-то животным воем Череп бросился вперёд, вложив в бросок всю энергию и силы.

Алекс также поступил просто. Он пропустил сталь над собой и врезал ногой по сапогам пирата. Тот грохнулся вперёд, сабля продолжила движение. Остриё полоснуло по бедру одного из болельщиков.

— Не шевелитесь. Отпустите саблю.

Череп почувствовал, как что-то болезненно укололо его в основание черепа. Не желая ощутить это «что-то» в глубине черепа, послушно разжал пальцы.

Победитель обвёл глазами зрителей. Увидел испытующий взгляд Йоргоса. Для острастки необходима финальная точка, что-то жестокое, унизительно скверное, чтобы другим неповадно… Морщась от презрения к самому себе, Алекс коротко взмахнул шпагой. Красный лепесток упал на землю. Потом ударом сапога князь перевернул хнычущего пирата, прижимающего ладонь к лысой голове. Между пальцами заструилась кровь.

С каким-то извращённым любопытством победитель сдёрнул острием повязку. Открылась изуродованная глазница. Сегодняшняя дуэль не прибавила пирату привлекательности.

Алекс поддел шпагой отрезанное ухо, наколол его и протянул сопернику.

— На память. Засушите, — он демонстративно повернулся, обводя взглядом впечатлённых корсаров. — Если кто-то ещё поступит подобным образом, одним ухом не отделается. Кстати… Ты!

Шпага указала на скептика, заявлявшего ставку на победу Черепа.

— Да… Синьор…

Долговязый трясся как осиновый лист.

— Череп, по крайней мере, не струсил выйти против меня. Ты ставил золото. Проявил ровно то же сомнение в командире, но не отважился обнажить саблю. Или отважишься?

Пират испуганно мотнул головой.

— Благоразумие ценно. Поэтому обойдусь мягкой карой. Как и Черепу.

Шпага непреклонно указала на правое ухо. Долговязый испуганно схватился за него.

— Я не тиран и не заставляю тебя отрывать. Можешь аккуратно отрезать ножом. Живо!

Произнося эти слова, Алекс себя ненавидел. Чтобы главенствовать над пиратами, нужно быть свирепее их, подлее, злее. Нужно быть очень плохим человеком.

Каковы бы ни были мотивы… Если тей поступает недостойно, он теряет право считаться теем.

Глава четырнадцатая

Большая часть рабов транспортировалась в трюме. Условия содержания были… Если не вдаваться в подробности, то почти хорошие: до двух третей живого товара прибывало в порт именно в живом виде.

Несколько клетей работорговцы сколотили в кормовой части нижней палубы. Там пребывал самый ценный товар: молодые женщины для альковных утех будущих хозяев, здоровяки, пригодные для потешных боёв на арене либо пополнения пиратской гвардии, и случайно попавшие в плен знатные персоны. Последних иногда удавалось обменять по цене куда лучшей, чем предлагалась на рынке Архипелага.

Рикас пришёл в сознание в носовом кубрике захваченного судна. Долго не мог понять, что с ним, и где он находится.

Темнота. Духота. Жуткая вонь, непереносимая, хотя нос должен был к ней привыкнуть, пока разум блаженствовал в забытьи.

Руки и ноги не слушались. Накатила нестерпимая тошнота. Тей вложил все крохи сил измученного тела в единственное движение, чтобы повернуть голову в бок. Иначе захлебнулся бы в собственной рвотной массе. Это нехитрое упражнение вымотало полностью. Мир снова ускользнул из восприятия.

Реальность вернулась с грубыми голосами, произносящими одно полезное слово на дюжину бессмысленных бранных.

— Гляди, Огрызок! Тейское отродье очухалось, мать его… Полкубрика загадил, гнилое племя.

Из дальнейшей тирады Рикас сумел понять, что его попутчики не рады, что не выбросили благородного синьора за борт, где ему и место. Попутно они проклинали кого-то из пленников с нижней палубы, который громко голосил и требовал помощи свободному охотнику, пострадавшему во время абордажа.

Голоса незнакомые, и говор слегка непривычный. Не подавая вид, что слышит пиратов, тей попробовал разобраться в ситуации. Одно он понял сразу: достаточно неосторожного движения, и угроза выбросить с судна с легкостью воплотится.

Голова болела жутко. Каждое ругательство разбойников, каждый скрип в корпусе молотом бил по черепу. Жажда, иссушившая рот, перемешалась с желанием оправиться. Но молодой человек терпел и был вознаграждён за терпение. Из матерной болтовни он составил представление о положении на борту, и оно не сулило ничего хорошего.

Из-за потерь при абордаже Туз элементарно не смог собрать две полноценных призовых команды. Висельники-работорговцы составили большинство матросов, им пообещали некую часть добычи, намного меньше, чем те намеревались получить с продажи рабов.

На шканцах всего семеро «наших» пиратов, их возглавил рябой Каторжанин, на дух не переносящий «тейское отродье», особенно после проигранного поединка. Временный капитан ни на миг не расстроится, если молодому человеку доведётся испустить дух.

Масса жизненно важных подробностей осталась в тумане, работорговцев интересовали совсем другие вещи, нежели изнемогающего от слабости Рикаса. Их волновало, главным образом, как на захват двух судов отреагируют лорды Архипелага, в особенности — беспощадный верховный лорд. Занятые этой проблемой, товарищи по разбойному промыслу двинули к трапу на верхнюю палубу.

Сила… Приди!

Горячий клубок моментально откликнулся трепетом внутри, вызвав новый прилив тошноты. Он же укрепил волю. Рикас перевернулся на четвереньки и пополз. Он вихлялся как раненый пёс, при этом старался не задеть парусиновые койки с храпящими телами свободных от вахты.

Голова ударилась в бочку и словно рассыпалась на тысячи раскалённых угольков. Собрав себя воедино, Рикас в неверном свете из верхнего люка рассмотрел ковшик у соседней бочки.

Вода! Пусть затхлая и тёплая, но вода… Величайшая ценность на свете.

Если бы кто увидел, что один ковш дефицитной влаги тей просто вылил себе на макушку, удавил бы, пользуясь хилым состоянием молодого человека. Но желающего возмутиться не нашлось.

Неполноценная замена душу