Тогда как насчёт воскресенья? В субботу, я слышал, вы в гости собираетесь?
Интересно, откуда слышал? Или Орлов растрепал? Чтоб… не нравится мне этакая осведомлённость. И в принципе, Ворон не нравится.
— А мне… приехать? Можно? — Серега спросил это с немалой надеждой. И сдаётся, не от одного лишь желания помочь мне со словесностью.
— Безусловно! Ничто так не помогает, как дружеская поддержка!
И Ворон просьбе обрадовался ничуть не меньше, чем Серега его согласию.
— Более того, я могу составить записку вашим родителям, если хотите. Если опасаетесь, что они будут против.
— Да. Пожалуйста. Это… это было бы кстати.
— И мне, если можно, — произнёс Елизар, глянув исподлобья, точно ожидая отказа и готовясь возражать. Но Ворон лишь кивнул, сказав:
— Конечно.
А там ещё, чую, и Орлов с компанией подтянутся. Вот тебе и кружок начинающих революционеров. И главное, возразить-то нечего. Всё ради нашего с Метелькой блага.
А в лабораторию я заглянул.
Что сказать. Никаких подвалов. Аккуратный флигелек с огромными окнами. Просторное помещение, в котором хватило места и гимназистам, и прибором неясного назначения. И в целом обстановка была до отвращения мирной.
Меня усадили за отдельный стол в углу, поставив на стол уже знакомый шар. При этом шкатулку присоединили к другому аппарату, похожему на стального паука, суставчатые лапы которого бодро скользили по бумажной ленте, выписывая сложный узор.
Эразм Иннокентьевич ленту принимал, узор смотрел, кивал и хмыкал, не понять, довольно или не очень. Время от времени к нему кто-то подходил, да и вообще в лаборатории этой было людновато. В одном углу устроились артефакторы, которые что-то то ли собирали, то ли разбирали. И происходило это громко, весело. В другом группа серьёзных юношей явно выпускного класса что-то писали на грифельных досках, тоже споря, стирая и переписывая. У самых дверей шла шахматная партия, сама по себе тихая, если бы не болельщики, которые нашлись у каждого из шахматистов. Время от времени заглядывали младшие…
В общем, явно не то место, где со спокойной душой можно зловещие опыты проводить.
— Замечательно, — Эразм Иннокентьевич остановил запись. — Савелий, я дам вам методичку. И попрошу следовать рекомендациям, в ней изложенным. Упражнения просты, не отнимут у вас много времени. Десять минут перед сном каждый день и через неделю повторим измерения. У вас весьма высок коэффициент нестабильности поля, что может являться следствием недавнего скачкообразного прироста силы или же указывать на близость такового. В любом случае, дыхательные упражнения помогут.
И всё?
Нет, как-то от лабораторий я другого ждал. Но за методичку спасибо.
Глава 13
Бай да бай,
Поскорее помирай!
Помри поскорее!
Буде хоронить веселее
С села повезем
Да святых запоем,
Захороним, загребем,
Да с могилы прочь уйдем.
Колыбельная. [21]
Сегодня у ворот гимназии нас поджидали. Почти у самой ограды, под хмурым взглядом охранника, крутился тип в зеленом чесучовом костюме. В одной руке тип держал букет, в другой — белоснежную коробку, перехваченную атласной лентой. Сверху лента образовывала изящного вида бант, под который также просунули веточку чего-то зеленого и с виду изысканного.
— Господин, — при появлении Шувалова тип встрепенулся и бросился к нам. — Как и обещали, господин! Розы, господин. Найсвежайшие. Только утром срезаны. И вот, шоколад.
— Дим, — Орлов повернулся к некроманту. — Мы ж вроде договорились, что к Савке едем.
— Договорились, — Шувалов принял букет, а коробку передал Демидову. — И тем удивительнее мне твоё отношение. Мы собираемся в гости к даме. Без предупреждения.
— Я предупредил, — вставил я.
Но был удостоен лишь скептического взгляда.
— Чего?
— Димка считает, что предупреждать о визите надобно как минимум за две недели. Чтобы не доставить хозяевам беспокойства неожиданным своим появлением. А лучше и вовсе дождаться приглашения, — пояснил Ярослав. — И так-то да… кое в чём он прав. Как-то я не подумал.
— Тебе простительно, — сказано это было спокойно. Шувалов явно не намеревался оскорбить, но лишь констатировал факт. Но Демидов помрачнел и вздохнул.
— А вот ты, Никита, мог бы и подумать. В принципе являться в гости с пустыми руками нехорошо, а уж в нашей ситуации, когда мы фактически совершенно неприличным образом напросились, и подавно.
— Ну да… Сав, извини.
— Да я тут при чём? И вообще Татьяна, она… в общем, она уже привыкла, что… у меня вообще с воспитанием сложно, не говоря уже про хорошие манеры, — я махнул рукой и перевёл тему. — Поехали, что ли…
Вот если и кузен его такой же породистый и обходительный, то мне вообще не понятно, чего Одоецкой для счастья не хватало-то.
Молодой. Состоятельный. Воспитанный.
И с рожи, полагаю, не урод. Как-никак породистый.
Чего этим бабам ещё надо?
— Её вообще дома может и не быть…
Но Татьяна была.
И не одна.
— Ой, у нас гости. Мальчики! — радостный голос Светочки заставил Шувалова споткнуться. — Савушка, а ты не говорил, что к тебе друзья приедут…
— Добрый день, — Татьяна лично вышла встречать гостей.
И Шувалов растерялся.
Вот реально растерялся. У него физия от растерянности вытянулся, а взгляд нервно заметался между Татьяной и Светочкой, о которой я, признаться, позабыл. Не в том смысле, что в принципе. Скорее уж привык к ней настолько, что как-то не подумал предупреждать о возможном её присутствии.
Тем более, что жила Светочка по своему расписанию, зачастую являясь лишь к ужину.
— Несказанно рады знакомству, — Орлов толкнул Дмитрия в бок. — Если бы мы знали, сколь прекрасные дамы нас встретят в этом доме…
И ручки умудрился поцеловать обеим.
И чудом, не иначе, цветы оказались в руках Татьяны, коробка с шоколадом — у Светочки. И кажется, в итоге никто не выглядел обиженным.
— Мог бы и предупредить, — шепнул на ухо Шувалов, провожая Светочку взглядом.
— О чём?
— О родственнице.
— Она не родственница. Она просто тут живёт. Да не смотри ты так. Ну забыл. И вообще… не привык я к этим расшаркиваниям.
Взгляд у Шувалова был выразителен. Другой бы под этим взглядом и усовестился. А мне подумалось, что конфет в коробке вряд ли много и до ужина они не доживут. Как пить дать Светочка коробку вскроет и потом засядут с сестрицею