— Слушай! Антошка, выручай! Тут беда. Адские ёжики замучили! Этот спрей твоего друга телепата, ну, тот самый, знаешь, что продается в аптеках Филинова… вообще не помогает! Есть что посильнее? Может, знаешь, чем спастись? Вдруг тебе Филинов что-то давал?

На том конце Антон хмыкает с подозрением:

— Странно, дядя Гоша. Этот спрей обычно всех спасает… Но знаешь, бывает, что и нет, но только в особых случаях. Если на Данилу кто-то наехал, или кто ему поперёк дороги встал, то его рецепты могут и не сработать на пользу врагу.

Шереметьев сжимает зубы до скрипа, кулаком по полке бьёт так, что доски трещат:

— Это неважно! Должен же быть другой спрей! Ты достанешь, Антоша⁈

Антон вздыхает, явно думает, как бы помягче отказать:

— Честно, дядя Гоша? Не думаю, что тебе что-то поможет. Я с Данилой в Испанию ездил, ещё когда он даже графом не был, и уже тогда он успевал доводить мадридцев до белого каления. Кстати, благодаря его помощи я и руку Исабель завоевал. Так что знаю, о чём говорю. Данила всегда на десять шагов впереди. Дядь, я бы на твоём месте уже подумал об извинении. Лучше уж потратится и откупиться, чем потом гнить в этой вони. У него на каждый твой ход — десяток своих, и все похлеще.

Шереметьев рычит в трубку, будто собирается её прокусить:

— Да пошёл ты, сопляк! Меня учить будешь⁈

И сбрасывает вызов с такой яростью, будто на том конце был сам Вещий-Филинов.

После этого боярин убегает в свою палатку, отдернув полог. Ветер обдувает его. Как это так — извиняться перед мальчишкой? Он, боярин Шереметьев, извиняться перед графом⁈ Перед этим Данилой, из-за которого Хлестаков уже ослеп и ходит, как привидение? Нет, он, Шереметьев, обязан держать марку. Обязан быть выше. Хоть и смердит так, что птицы стороной облетают лагерь, а кони от привязи рвутся.

И вдруг боярин слышит пыхтение. То самое.

— Пых-пых…

Пыхтение ёжика из угла.

Шереметьев бледнеет, как полотно. Бешено мотает головой и одними губами шепчет:

— Ой, нет… Опять!

И без оглядки, даже сапоги не надев, вылетает из палатки в ночь.

* * *

Роща ушкоширя, Шакхария

Семеро наемников-ягуаридов скользят по лесу почти бесшумно, ступая мягко, слаженно. Каждый в отряде знает своё место, каждое движение отточено. Впереди держатся четверо огненных магов. За спинами боевиков идёт менталист — долговязый, с острыми скулами, хищным взглядом и цепкими пальцами, которыми он будто нащупывает пространство перед собой, выискивая следы мысли.

— Ну что там впереди? — шёпотом спрашивает один из огневиков, сужая глаза, пытается разглядеть сквозь чащу силуэт добычи.

Менталист морщится, прикрывает глаза, сосредоточенно выслушивает невидимые вибрации, ловит эхо сознаний.

— Сознание большое… Очень большое, массивное… И оно движется прямо к нам. Это ушкоширь.

— Только один ушкоширь?

— Да.

— Ха! — фыркает огневик, скалясь так, что сквозь огненное забрало просвечиваются клыки. — Значит, дело сделано! Ушкоширь растоптал конунга и его девок. Нам даже пальцем шевелить не пришлось. Повезло же. А плата всё равно наша.

Второй ягуарид хмыкает, покачивая головой:

— Конунг Данила победил ликанского Пса и приручил Золотого Дракона… Он уже живая легенда. Думаешь, какой-то ушкоширь ему помеха?

— Сказки эти для детей, — отмахивается первый огневик. — Как же, Пса он приручил.

Третий пожимает плечами, притушая пламя доспехов:

— Ну, знаешь, зверь зверю рознь. То, что с одним сработало, другого может только разозлить. А конунга, между прочим, нигде не видно. Может, его и правда уже нет.

Менталист снова хмурится, пальцами ощупывает пустоту, будто пробует вкус воздуха:

— Ушкоширь движется один. Людей не чувствую.

Первый огневик ухмыляется:

— Значит, правда справился. Надо бы только останки найти.

Менталист склоняет голову, напряжённо прислушивается, и голос у него срывается на тонкую, тревожную ноту:

— Он ускорился… Резко! Очень резко! Отходим!!!

Но никто не успевает даже дернуться.

Из-за кустов с треском и гулом, как налетевший шквал, вырывается ушкоширь. Землю пробирает до дрожи от его трубного рёва, воздух вибрирует. А на спине зверя, крепко вцепившись в дублёную шерсть, сидит конунг Данила.

— Меня искали, уважаемые? — раздаётся в головах у всех ясный голос по мыслеречи.

Мамонт, не сбавляя хода, с размаху сносит переднего ягуарида, размазывая его по земле, как мокрое полотенце. Следом звуковая волна из хобота валит второго с ног и швыряет в заросли, где тот с хрустом ломает собой корни.

Оставшиеся в ступоре оборачиваются, чтобы драпануть, но поздно.

Там, где никто не ждал удара, из зарослей вылетают жёны Данилы, принцесса Айра и Змейка. Светка и Айра бросают огненные и теневые копья с поразительной синхронностью.

Змейка и рыжая волчица-оборотень рвутся в ближний бой. Без лишних слов, без крика — только хруст костей, всплески крови, и короткие рычания, от которых стынет кровь.

Конунг Данила, не теряя ни мгновения, бросает пси-хлыст. Тонкая нить, сверкающая в воздухе синим светом, обвивает горло менталиста. Тот хрипит, хватается за шею.

Данила без труда проникает в его разум, выдирая сознание изнутри, как сердце из груди, и отдаёт приказ:

— Снимай всем щиты. Я знаю, что ты их ставил.

Менталист трясётся, глаза закатываются, руки дергаются в конвульсиях. Защита рушится. В одно мгновение вся группа оказывается без ментального прикрытия, открываются голые мысли.

И сразу же всё заканчивается. Трое оставшихся ягуаридов замирают на месте, парализованные, не успев даже отступить. Конунг Данила захватил их разумы. Ловушки защёлкнулись.

Менталист хлопает глазами. Всё рушится прямо на его глазах, и он даже не в силах осознать, когда именно проиграл.

Данила смотрит на него спокойно, без лишних эмоций.

— Спасибо, уважаемый. Удачи в Астрале.

И пси-клинок пронзает голову менталиста.

* * *

Сижу верхом на ушкошире, провожу ладонью по его густой шерсти. Огромный, тяжёлый, но удивительно спокойный аномальный зверь. Даже как-то приятно — обычно подобные туши предпочитают шарахаться от людей или сносить их, не разбирая, кто там под ногами.

Спрыгиваю вниз, ловлю равновесие на рыхлой земле и мысленно велю марионеткам-ягуаридам отойти в сторону. Пусть держатся подальше, не дразнят судьбу.

— Ну что, дружище, — отправляю мысль прямо в голову ушкоширя, мягко, без нажима. — С общими врагами разобрались. Но скажу тебе прямо: скоро тут будет Гон. Охота начнётся. На тебя и других зверей будут гнать, пока не упадёте. Если останешься с нами на время — никто тебя не тронет. Под моей защитой ты в безопасности.

Ушкоширь тихо гудит, будто раздумывает,