Крестоносец медленно повернул ко мне голову.

— Стараешься быть вежливым? — хрипло спросил он.

— Хочу поговорить, — ответил я.

Крестоносец усмехнулся.

А потом с ревом швырнул в мою сторону бревно со своего плеча.

Я отскочил от березы в сторону, и сруб с грохотом ударился о стену и упал на пол.

— Я не хочу стрелять в тебя, давай поговорим! — крикнул я, демонстративно поднимая пистолет. — Ты — проходчик?..

— Я есть рыцарь мечей, рожденный огнем и служащий ветру! — прорычал Крестоносец и ударил по воздуху рукой.

Используя максимальную скорость, я резко ушел в сторону, вплотную к стене. Сено, шкуры полетели по всему дому, а я

вскинул пистолет и выстрелил Крестоносцу в бедро.

Тот не вскрикнул. Не схватился за больное место. И даже не попытался еще раз ударить по мне своим телекинезом.

Он на мгновение застыл на месте, потом опустил глаза на раненую ногу. А потом медленно проговорил:

— Как ты… Как ты это сделал?..

— Нажал на спусковой крючок огнестрельного оружия, — хмыкнул я. — Я не об этом, — с абсолютно серьезным и растерянным лицом отозвался Крестоносец, всматриваясь в меня. — Ты кто? Из какого рода? И какие рифты проходил?

Ну слава богу, лед тронулся!

Я выпрямился, опустил пистолет. И ответил:

— Многие. Последним была Гамма Триптиха. А ты?

— Гамма Триптиха?.. — изумленно повторил Крестоносец, в то время как по его ноге на пол стекала кровь. Вся штанина покраснела, набрала в себя красной влаги. — Но оттуда… еще ведь никто не возвращался. После трех неудачных экспериментов рифт был законсервирован, и ни один из родов не использует его сейчас.

— Что значит трех неудачных? — переспросил я. — Неудачными были признаны только две первые попытки. Третьей в Гамму вошла Татьяна Черных, позывной «Сильфида», и благополучно вернулась через три с половиной месяца. А потом в этот рифт вошел я, и случилось это задолго до консервации!

— Не ври мне!!! — возмутился Крестоносец, округлив глаза с таким видом, будто я оскорбил его любимую бабушку. — Не смей мне врать о священной Гамме Триптиха. Я поименно знаю всех, кто туда вошел и не вышел, ясно? Исследователь ноль один шестьдесят пять И-Ка три Сильфида погибла сразу же по возвращении, поэтому ее экспедиция была признана провальной! Но откуда ты узнал о ней? Этой информации нет ни в каких открытых источниках!

— Говоришь, знаешь всех поименно? — прищурился я. — Ну, давай проверим. Мой личный номер ноль один — тридцать восемь — И — Ка один, и мой позывной…

Слово «Монгол» мы произнесли уже хором.

Крестоносец изменился в лице. Теперь он смотрел на меня почти с благоговением.

А я нахмурился.

— Но, как ты верно заметил, все это — засекреченная информация. Откуда у тебя к ней доступ?

Он не ответил мне. Вместо этого пробормотал:

— Монгол был последним, кто вошел в горний мир Гаммы Триптиха, и не вернулся. Сто пятьдесят лет назад… — проговорил он.

— Точно, — кивнул я. — Представляешь, какие у меня проблемы?

Крестоносец покачал головой. И медленно, громко, будто какую-то клятву, проговорил:

— Мой дом — твой дом, путник.

— Эмм… Это очень хорошо. И давай дверь все-таки прикроем, чтобы не сквозило. Надо твоей раной заняться, а то на тебя смотреть больно.

Крестоносец озадаченно покосился на меня.

— Я рыцарь. Я контролирую боль. Ты — нет?

Я со вздохом вытер пот со лба.

Чувствую, разговор у нас будет непростым. Что же творится в твоей голове, Крестоносец?..

Глава 6

Каша в плошке, каша в голове

Когда мы с Крестоносцем, наконец, открыли дверцу в жилую комнату, из черной дыры показалась голова Егора.

— Это что за херь я сейчас услышал?.. — пробормотал он, глядя на меня круглыми глазами. — Какие в жопу священные Триптихи, проходчики и сто пятьдесят лет?

Крестоносец, не обращая внимания на свою рану, присел возле спуска и, с серьезным видом глядя на Егора, нараспев протянул:

— Ибо как сказал царь Соломон, многие знания сулят многие печали, и безмятежен лишь тот, кто не ведает мира, как безумец или дитя, — и, многозначительно кивнув, добавил, — Вот так-то.

Егор даже сморщился от мысленного усилия. И в поисках помощи перевел взгляд на меня.

— Чё?..

— Он говорит, что нехрен подслушивать, — доходчиво перевел я. — И давай уже или туда, или сюда, а то ты как затычка в бочке.

Все вместе мы спустились с лампой в комнату, где по полу растекалась мыльная лужа с безжизненно распластавшимися черными трусами.

Так вот что грохотало внизу.

— Непорядок, — нахмурился Крестоносец. И выразительно посмотрел на Егора.

Тот как-то неопределенно хмыкнул. И, пожав плечами, пояснил, глядя в сторону:

— Темно было. Я не специально.

— У тебя есть чем перевязать и обработать рану? — вмешался я в их разговор, переключая внимание хозяина дома на другую тему. — Я у тебя нигде никаких бинтов не вижу.

— Не надо бинтов, — сказал великан. Подошел к столу, поискал что-то глазами. И, не отыскав нужного, снова нахмурился и обернулся к Егору.

— Непорядок, — уже с большим раздражением в голосе сказал он. И протянул руку.

Егор кашлянул. Вздохнул. И вернул Крестоносцу припрятанный нож.

Великан возмущенно приподнял брови.

— И раз уж такие дела, лучше сразу добавлю, что в котелке есть еще один непорядок, — сказал Егор, поднимая упрямый взгляд на Крестоносца. — И каши стало меньше.

Крестоносец посмотрел на Егора так, будто ударить собирался.

— Ты сказал, он — твой спутник? — уточнил он у меня.

— Верно.

— Судя по всему, не самое ценное твое приобретение.

Я хмыкнул.

— Ну уж какой достался, я не выбирал. Но теперь он со мной.

Крестоносец с сочувствием вздохнул и кивнул.

А потом наклонился и распорол на бедре грязную штанину. И в прореху продемонстрировал розовый шрам.

— Я контролирую боль. Контролирую тело, — повторил Крестоносец. — Ты — нет? — снова спросил он у меня, с интересом глядя пристально в лицо.

— Охренеть, — выдохнул Егор, уставившись на его отметину. — Монгол, ты же пальнул в него, так?

— Так, — отозвался я, тоже разглядывая место ранения.

Регенерация!

Способность, о которой втихаря мечтали все проходчики без исключения. Но никогда не признавали этого