И когда мои глаза привыкли к темноте, и я начал с легкостью различать темные силуэты предметов в комнате и тонкие яркие линии промеж дверных досок. Время от времени они гасли, и я напряженно подавался вперед всем телом, готовый ко всему. Но свет возвращался, и я снова расслабленно прислонялся спиной к стене и ждал следующего случая.

Кроме того, если его глаза работают, как у остальных, после яркого света в сумерках ему будет не очень-то комфортно ориентироваться. Недаром он оставляет себе свет. А я сижу в тени и прекрасно все вижу. Еще одно маленькое преимущество.

Так я просидел часа два, медленно поедая остатки лимонных конфет, которые я нашел в кармане Аверина. Лимонное драже, обсыпанное сахаром, не особо утоляло голод, но хоть немного радовало пустой желудок.

А потом вдруг услышал грохот и приглушенную брань. Сначала на рефлексе вздрогнул всем телом, а потом понял, что звук доносится снизу.

— Живой? — крикнул я Егору.

— Живой, — донесся приглушенный ответ. — Ну и сука же ты, Монгол! — со злом добавил Егор, дергая дверцу с той стороны. — Какая ж ты с-сука!

— А ты прям неваляшка какой-то, — с легкой улыбкой невозмутимо сказал я. — Не ожидал, что так быстро очухаешься.

— Я вообще живучий, — отозвался голос из подвала. — Понял, паскуда?

Я вздохнул.

Да уж, в самом деле. Что удивительно при таком отсутствии чувства самосохранения и осторожности.

— Вот выберусь — хребет тебе переломаю! — прорычал Егор, продолжая долбиться в дверь. Потом он ругнулся, и снизу опять раздался грохот.

— Обязательно! — с улыбкой ответил я. — Если, конечно, сам раньше не убьешься. И давай-ка, сиди там потише? Ты мне мешаешь улицу слушать. А если я проиграю, Егор, ты автоматически проиграешь тоже. Так что пожелай мне удачи.

— Все-таки какой же ты гандон, а. Я-то думал, у нас тут какое-то товарищество образовалось. Я же с тобой, как с человеком обращался. Слышь ты!..

Я подвигал плечами разгоняя кровь.

— Слушай, я тебе сказал, что мне надо. А ты мне в ответ соврал. Ко мне какие вопросы?

Пару минут Егор молчал. А потом проговорил:

— С чего ты взял, что я вру?

— Опыт большой, так что различать научился.

— Ну… То есть типа я сам облажался.

— Типа того.

— Но щас-то вроде разобрались. Выпусти меня, я же помогу если что!

— Выпущу, — заверил я Егора.

— Слава богу! — облегченно выдохнул он.

— Но не раньше, чем все закончится.

— Вот ты все-таки гандон! — в сердцах выругался Егор.

— Помолчи, я сказал! Мне тишина нужна. Иди вон кашу поешь, рот займи.

В ответ снизу донеслось недовольное бормотание.

Но долбиться и возмущаться он перестал.

Товарищ тоже мне нашелся.

Я вообще не держу никаких «товарищей». С того момента, как понял разницу между прекрасным миром книжных идеалов и реальностью. Вот это «один за всех, и все за одного», «не имей сто рублей», «сам погибай, а товарища выручай» и прочее — оно, безусловно, прекрасно.

Вот только стоит на одной полке с дедом Морозом и розовыми единорогами.

В реальности все иначе.

По большому счету, в этом мире мы такие же гости, как и во всех остальных.

И на деле человек всегда один. Даже если утверждает обратное. И рассчитывать может только на себя.

А друзьями и товарищами по факту чаще всего называют обычных собутыльников. Кому вообще насрать, где ты и как, кроме тех моментов, когда хочется выпить.

Ну или тех людей, от которых собираются время от времени получать помощь или выгоду, причем не на партнерских условиях, а на правах друга. Другими словами — бесплатно.

Иметь таких сто штук — никакого здоровья не хватит. И погибать за них уж точно никакой не подвиг, а дурость.

Единственный тип взаимоотношений между людьми, который я уважаю — это партнерство и взаимовыгодное сотрудничество. Но тут обычно используют такие определения, как «коллега», «соратник» или что-то в этом роде.

Еще иногда простреливают иррациональные привязанности. Такие, как у Егора к его воспитаннице. Или как у меня по отношению к Тане. Теперь, когда уже отболело и зарубцевалось, я мог рационально взглянуть на наши отношения. И определенно они сделали нас обоих слабее.

Не будь меня, она не приняла бы назначение в Гамму, а улетела бы на переподготовку во Владивосток. И, возможно, прожила бы большую жизнь. Не будь ее, я не полез бы на рожон, не связался с Ладыженским, и благополучно умер бы в своем времени.

Привязанности потому так и называются, что вяжут по рукам и ногам.

— Слышь, Монгол! — снова подал голос Егор. — Что-то у меня такое гадское чувство, будто снизу кто-то постукивает.

Я усмехнулся.

— Ну, значит, все. Трубец. Это Крестоносец к тебе подкоп делает.

— Да я серьезно!..

— А если серьезно, у меня тут дверь слегка стучит. Вот у тебя и отдает, видимо. Ладно, давай помолчим?

Я поднялся и перебрался поближе к входной двери.

Оставив пистолет в руке, я замер, прислушиваясь к завыванию ветра снаружи.

А потом заметил, что щели в двери стали совсем незаметными.

Что-то загораживало свет с той стороны. Или кто-то.

От недавней расслабленности не осталось и следа. Я весь подобрался, сжимая в руке пистолет, и поднялся на ноги.

Ну же, Крестоносец. Покажись.

Дверь сначала еле слышно подалась на меня, впуская в комнату яркие отблески оранжевых вспышек.

А потом резко, с грохотом распахнулась.

И внутрь, подсвеченный ярким сиянием бури, вошел настоящий гигант.

Ростом он был явно больше двух метров. На широченных плечах внатяг сидела льняная рубаха. Длинные русые волосы с проседью от рыжего марева с улицы вспыхивали золотым отливом. На повернутой ко мне гладко выбритой щеке виднелся шрам от уха к подбородку — ровный, как след от скальпеля. Серые штаны с множеством карманов были заляпаны кровью. В петле на поясе висела тушка курицы, обвязанная веревкой, чтобы не топорщились крылья. На правом плече Крестоносец держал метровый сруб березы диаметром сантиметров на сорок. А в левой руке — полуторный меч в ножнах. На этот раз — самых что ни на есть простых, безо всяких украшательств.

А еще Крестоносец был босой.

— Извини за замок, — сказал я, нежно прижимая палец к спусковому крючку, но все еще не поднимая пистолет. — Буря