– Все хорошо, – по давней привычке, сопровождая речь знаками для глухонемых, ответил я.

А затем перешел к подробному описанию возникшей идеи и на всякий случай уточнил:

– У нас же есть запас Виринеиного зелья для баллончиков?

Гордей сначала неопределенно повертел пальцами, чем вызвал у меня нехорошее предчувствие, но затем жестами пояснил, что выпуск баллончиков придется прекратить, потому что на мою задумку весь этот запас и уйдет.

Затем мы прошли в ангар, где и разместилось основное производство нашей небольшой мануфактуры. Здесь обученные Гордеем парни клепали и паяли жестяные баллончики. Так как основными покупателями были дамы, то в углу, у окна сидела конопатая девчушка и, чуть высунув язычок от усердия, тонкой кисточкой разрисовывала очередной баллончик яркими цветочками.

Кроме этого, мастер приловчился делать духовушки, и стража частично закупалась именно у него. Но городовым доставались одностволки, а вот мне Гордей сделал три двуствольных духовых ружья и уже доводил до ума трехствольное. Перезарядка оказалась слишком муторной, и по скорострельности это оружие сильно уступала моему полуавтоматическому дробовику. Вот и приходилось извращаться.

Ко мне тут же подбежал Заяц, которого так почти никто не называл, и деловито протянул раскрытую ладонь для рукопожатия:

– Приветствую, капитан.

– Здравствуй, Андрей.

За год парень серьезно вырос, раздался в плечах. И даже два передних зуба, раньше веселившие всех встречных-поперечных, теперь не особо бросались в глаза. По статусу он у нас был, так сказать, специалистом широкого профиля. С одной стороны, полноценный ушкуйник, о чем говорил серьезный такой, как по мне, слишком уж показушный тесак на поясе, а с другой – помощник механика, причем с долей в общем бизнесе. На побегушках у Фроси в нашем телефонном магазине давно подвизался другой сирота. В походы наш ушкуй ходил намного реже остальных, так что подработка для Андрюхи, кормившего всю свою семью, была не лишней.

Гордей быстро разобрался в моих хотелках, но сразу сообщил, что обычные баллончики тут не подойдут, нужно побольше начинки, и придется делать новые. На клепку и пайку новых баллонов, а также их заправку механик попросил два часа. На этом и порешили. Я прихватил с собой четыре давно пылившихся в мастерской противогаза и вместе с Акирой вернулся к мобилю. До назначенного отцом Никодимом срока остался час, так что можно было не спешить.

На городской базе надолго не задержались. Брат Илия передал сообщение от священника о том, что с бесогонами он договорился, но переговоры пройдут в церковном доме. Оно и правильно, незачем скорбникам тут разнюхивать, а на их территорию я соваться не собираюсь.

В дом священника Акира пошел со мной. У нас у обоих имелись опасения, что эта встреча может закончиться скандалом, переходящим в мордобой. И начало в этом плане было многообещающим. Молодого бесогона я не видел год и, будь на то моя воля, не встречался бы с ним еще десять раз по столько. Тяжелый взгляд уже не такого задорного, как раньше, немного осунувшегося и побледневшего Аркаши говорил о полной взаимности. Обмениваться любезностями никто не собирался, так что я молча уселся за знакомый с детства стол напротив бесогона. Акира, подражая широкоплечему помощнику брата Аркадия, встал за моей спиной.

Встретивший нас отец Никодим присаживаться не стал, а замер у торца стола, возвышаясь над нами обоими:

– Я знаю, что приязни между вами нет и, скорее всего, не будет, но все мы делаем одно и то же богоугодное дело.

Брат Аркадий вскинулся, но священник остановил его жестом руки:

– Я помню все твои претензии к Степану Романовичу и не вижу смысла повторяться. Можешь думать о нем что угодно, но помни: «по делам их узнаете их». Поведай мне хотя бы об одном богомерзком деянии капитана Чекана, и я тут же отдам его в руки братства Скорби.

Ничего себе заявочка! С другой стороны, отец Никодим явно уверен во мне, и это радует. А насчет отдать… он может попробовать, но получится ли взять? Я не видел, но догадывался, что губы Акиры, смотрящего на подручного главного бесогона, тронула легкая, но хорошо читаемая улыбка. Он наверняка даже не стал прикасаться к рукояти своего меча. Помощник Аркаши, одетый, как и его хозяин, в подрясник, утробно заворчал. Но на этом все. Судя по сверкающим глазам и перекошенному лицу старшего бесогона, у него была куча претензий ко мне, но деяний, тем более богомерзких, в этом списке нет – либо подозрения, либо не особо порицаемые церковью проступки. Обе переговаривающиеся стороны не произнесли ни слова, но отец Никодима посчитал это добрым знаком:

– Раз уж это выяснили, перейдем к делу. Степан, ты был прав, соваться к стражникам и даже к князю не стоит. Я хотел посмотреть на тело убиенного тобой бесноватого, но оказалось, что его сожгли еще ночью. Кто именно отдал приказ, разузнать не удалось. А это значит, что последователи колдуна, или даже он сам, сидят высоко.

Священник намекал на то, что выбора у меня нет, но после встречи с Настей я сам шел на эти переговоры с относительно спокойной душой. С кем бы ни пришлось сотрудничать, оно все равно стоит того, чтобы и дальше в светлой кафешке за большими панорамными окнами барышни в красивых платьях спокойно лакомились пирожными, а после этого без страха шли гулять по парку. Может, мне и хотелось бы сидеть в тишине библиотеки или с выгодой наведываться к друзьям в Крачай, не встречаясь ни с бесноватыми, ни с колдунами, ни с такой мразотой, как брат Аркадий, но раз уж такая судьба, нужно сжать зубы и идти дальше. Да и вынужден признать, что сидящий передо мной явно измотанный жизнью молодой мужчина тоже тянет эту лямку, причем даже в худших условиях, чем у меня.

Похоже, он заметил что-то эдакое в моих глазах, поэтому сверкнул взглядом и, вцепившись в край стола, попадался немного вперед:

– Да, у нас плохо получается. Видать, не достоин, раз уж Господь отвернулся от меня. Так что для пользы дела буду работать даже с таким, как ты. Но помни: если оступишься и окончательно отдашь свою душу нечистому, я приду за тобой.

И тут я сотворил очевидную глупость. Не удержался. Без особой раскачки выглянул из себя, что в такой близости на обученного бесогона подействовало почти как пощечина. Оба скорбника зарычали, как спущенные с поводка псы. За моей спиной послышался шорох покидающего ножны меча Акиры, а я потянулся за револьвером. Но на этом все – ничего