– Анастасия Николаевна, давайте откровенность за откровенность, – нарочито официальным тоном заговорил я. – Год назад вы уверяли меня, что не испытываете к Дмитрию ничего, кроме дружеских чувств. Но сейчас по этому поводу у меня появились определенные сомнения.

Я старался, чтобы наигранный официоз смягчил неловкость, но ошибся. Подхватив мой тон, Настя намеренно понизила градус нашего общения:

– Так же, как год назад, я, Степан Романович, напоминаю вам, что наши отношения с Дмитрием касаются лишь нас.

Внутри шевельнулась какая-то детская обида, но такие порывы я научился гасить в зародыше; впрочем, все равно было неприятно.

– Вы совершенно правы, но я, как друг Димы, позволю себе настоятельную просьбу. Думаю, сейчас самое время еще раз напомнить ему о том, что вы с ним друзья и не более.

Говоря это, я достал из кармана пиджака кошель Виринеи, с которым не расставался все это время, и приготовился рассчитаться за обед, который нам еще даже не принесли. Мой посыл она поняла правильно и чуть виновато произнесла:

– Степа, извини, но я сама не понимаю, что чувствую. Я до сих пор люблю другого человека. Так что ты прав, с моей стороны нечестно обнадеживать Диму.

– Серьезно? – прекратив демонстрировать, что собираюсь уходить, по-доброму и с хитринкой прищурился я. – Вот прям готова честно признаться и ему, и себе, что совершенно ничего не чувствуешь?

Дожидаться ответа не стал и лишь понимающе хмыкнул, когда увидел, как покраснела Настя, уставившись на принесенное официанткой пирожное.

– Может, все-таки расскажешь, что это за таинственный возлюбленный, который так цепко держит твое сердце, что ни вздохнуть, ни… – Осекся, осознав, что из меня чуть не вылетела концовка поговорки, которая ходила в не самых куртуазных кругах.

Но, похоже, распространена эта шутка была куда шире, чем мне казалось. Настя внезапно растеряла свой романтически-угнетенный настрой и закрыла лицо ладонями. И это были не рыдания, а безуспешная попытка сдержать смех.

– Фу, Степан Романович, как пошло.

– Куда уж мне. В кабаке вырос, под забором воспитывался, – шутейно отмахнулся я, но, похоже, в голосе промелькнула горечь, потому что настроение Насти снова сменилось.

Она с доброй и необидно-жалостливой улыбкой, как могут лишь немногие из женщин, выразила свое сочувствие и понимание. Затем посерьезнела и все же ответила на мой вопрос:

– Степа, тут все очень сложно. Тот, о ком мы говорим, сейчас далеко, в Новгороде, и уже месяц отвечает на мои письма как-то сухо. Знаешь, если бы он просто написал, что больше не любит меня, все было бы намного легче.

Но и не особо тяжело. Теперь-то, когда ей есть на кого перенаправить свои чувства, такой поворот не станет большим горем. Вслух я, конечно, ничего не сказал, к тому же было видно, что чувства к таинственному новгородцу у Насти еще очень сильны, а невнятность ответов на письма лишь распаляла их. Решив не усугублять, я сменил тему и повеселил девушку рассказами о подвигах Димы. Не тех, что произошли в кругу для боев, а свершившиеся после, за столом, когда он пытался перепить пропавших порохом и пропитанных пивом ушкуйников. В ответ Настя поделилась пикантной историей из жизни барышень пинского высшего общества. Отчасти этот конфуз касался и меня.

– И я ведь сама еще дважды объясняла этой дурочке после того, как продавец подробно рассказал, как пользоваться баллончиком. Но она, вернувшись домой и собрав подружек, включая внучку главного княжьего казначея, решила похвастаться обновкой и распылила смесь прямо в своем будуаре. Что тут началось! В доме переполох, как при пожаре. Барышни все в слезах и соплях. Лекарей свезли со всего города. Казначей порывался изловить и наказать всех причастных.

Да уж, веселенькая история. Мне сейчас только неприятностей с городской верхушкой не хватало. А покушение на здоровье любимых дочурок власть имущих может аукнуться похлеще, чем чрезмерное внимание колдуна.

Похоже, переживания ярко отразились на моем лице, и Настя поспешила успокоить:

– Не переживай, поиски начали сразу с того, кто посоветовал этой дуре купить баллончик. Точнее, я не советовала, просто объяснила, что эта чудна́я штучка необходима мне для защиты от недовольных клиентов и злопыхателей. Ей же баллончик и даром не нужен, но кто бы меня слушал! В общем, позвонили отцу, а он лишь посетовал, что нынче взрослые барышни, которым давно замуж пора, то ли читать не умеют, то ли осознать прочитанное не способны. Ты же знаешь, он у меня, если захочет, горазд кому угодно ум за разум завести.

Да уж, горазд. Прекрасно помню момент, когда Николай Кириллович заманил меня в свой кабинет и попытался выпытать, в какие такие грязные ушкуйные делишки я пытаюсь втащить его дочурку. Я чуть там не психанул. До сих пор озноб пробирает. Вот уж въедливый господин. Даже начал опасаться, что он перейдет к втыканию зубочисток мне под ногти. Глаза как у княжьего ката, а голос вежливый такой и даже сочувственный.

О стряпчем я вспоминал недолго, потому что в голове назойливо зажужжала какая-то недодуманная мысль. Возникла она, когда Настя рассказывала о переполохе после распыления баллончика в замкнутом помещении. А я ведь лично прописывал в инструкции категорически запрет на это безрассудное действо. Так, а ведь чужая глупость может оказаться полезной, особенно для предстоящего захвата логова Дубыни!

– Степа, ты меня слышишь? – вырвал меня из задумчивости голос Насти.

– Конечно слышу, – встрепенулся я, разгоняя досужие размышления.

Главную мысль поймал, а остальное обсудим с Гордеем.

Остаток обеда провели за поеданием вкуснейших пирожных и милой беседой ни о чем. Затем Настя поспешила в контору, а я вернулся в машину, где уже дожидался Акира, и мы поехали на стоянку нашего ушкуя – главную базу ватаги.

Это отдельная песня, как мне удалось заполучить не старую, бревенчатую, насквозь прогнившую развалюху рядом с пристанью на таких же гнилых сваях, а вполне себе ладный кирпичный ангар. И фиг бы что получилось, если бы не Олег Остапович. Мысли о старейшине, чье отношение теперь далеко от теплого, вызвали печальный вздох. Гордей его не услышал, но мою кислую физиономию рассмотрел хорошо. Мой старший друг и механик встречал нас у ворот ангара. Рядом, на берегу у невысокой, но основательной пристани чуть покачивался на волнах мой Проходимец. Выглядел он как малец, решивший влезть в отцовские сапоги. Причал-то строили под нормальный пароход, а тут вон какое недоразумение приблудилось. Но разочарования не было, лишь гордость за себя и свою маленькую, но шуструю команду. Озадаченный выражением моего лица Гордей жестами поинтересовался, все