Решение было трудным, но Тооф и Радия приняли его мгновенно, подвергая риску и свою жизнь, и свою честь. Более разительный контраст, чем между их целеустремленностью и ее бесполезными метаниями, сложно было представить. И сейчас душу Тэры раздирали самые противоречивые чувства: вина, восхищение, угрызения совести и благодарность. Она поклялась спасти двух этих друзей (ставших истинными агонами, хотя в жилах их и текла кровь льуку) и как можно скорее разыскать детей… Вот только как это сделать?

Надо же, как все повернулось. Вольу, которого Тэра считала преданным и верным сторонником, оказался виновником их несчастий. Тооф и Радия, которых она заклеймила как изменников, на деле стали настоящими спасителями не только детей, но и единственного уцелевшего отряда мятежников. Существует ли предмет более сложный и загадочный, чем человеческое сердце? И как отличить сердце чистое и верное от коварного, насквозь пропитанного ложью?

– Воистину ты принес нам добрые новости, – обратился Таквал к Аратену. – Но ты до сих пор еще не объяснил, как вам самим удалось вырваться из лап льуку.

И Аратен поведал следующее. Всю зиму он и другие раненые пленники-агоны оправлялись от ран на руинах уничтоженного поселения в долине Кири. С течением времени стражники из числа льуку ослабили бдительность. И однажды ночью – это было, когда уже пришла весна, – Аратен и отряд преданных Таквалу воинов одолели охрану, захватили гаринафина и направились на север, на поиски пропавшего пэкьу.

Аратен и его товарищи избегали внимания преследователей, выдавая себя за танто-льу-наро, этих степных бродяг, не принадлежавших ни к одному из племен, не соблюдавших традиций ни льуку, ни агонов и давших обет не участвовать в войнах. Танто-льу-наро почитали бога врачевателей Торьояну Целительные Руки и отвергали любое насилие – другим именем их бога было Торьояна Миролюбивый. Хотя все степняки одинаково презирали этих изгоев, но и вреда они им тоже не причиняли, опасаясь возмездия со стороны могущественного божества. Поскольку танто-льу-наро кормились отбросами и подаянием, Аратен и его люди имели возможность беспрепятственно собирать сведения о Кудьу Роатане, его планах и политических маневрах.

– Кудьу созвал в Татен самых умелых шаманов и самых умных рабов из числа дара, – сказал Аратен.

– Зачем? – спросила Тэра.

– Вольу Арагоз сообщил ему, что в окружающей Дара Стене Бурь вскоре снова откроется временный проход. Кудьу собирает всех, кто обладает знаниями, дабы проследить за рассуждениями Луана Цзиа и шаг за шагом повторить его путь. Он намерен рассчитать точное время, дабы послать к берегам Дара новый флот для вторжения на Острова.

И вновь Тэра ощутила укол совести, поймав себя на мысли, что и это тоже в значительной степени ее вина. Хотя она тщательно хранила секрет о новом открытии Стены Бурь, Вольу, с которым они обсуждали перспективы нападения на Татен, наверняка предположил, что образование нового прохода в ближайшее время возможно.

Получается, что ее раз за разом оставляли в дураках.

Тэра призадумалась. Вывести формулу, по которой можно рассчитать даты, когда в Стене Бурь вновь откроется проход, было делом таким же сложным, как предсказывать солнечные и лунные затмения. Это стало венцом долгой карьеры великого Луана Цзиаджи, блестящего математика и изобретателя. Даже одаренной Дзоми Кидосу пришлось опираться на оставленные Луаном ключи и приложить массу усилий, чтобы самой воспроизвести его расчеты. Так неужели льуку, не имеющие, в отличие от жителей Дара, вековых традиций учености и культуры, сумеют решить эту проблему? На первый взгляд подобная идея казалась нелепой.

Но не потому ли Тэра допустила прежде так много ошибок, что неверно оценивала тех, с кем имеет дело? Вольу и Кудьу, Тоофа и Радию… Список получался длинным.

– Идет молва, что дела в Татене продвигаются неплохо, – продолжал Аратен. – Группа ученых уже сумела определить период следующего открытия Стены Бурь с точностью до года.

– Не знаешь ли ты, о каком именно годе идет речь? – с тяжелым сердцем осведомилась принцесса. Она уже дорого заплатила за свое высокомерие и не намерена была повторять прошлые ошибки.

Смерть берет верх только тогда, когда мы перестаем учиться.

Аратен покачал головой:

– До меня доходили лишь слухи, никаких подробностей мне не известно.

– Как только ты достаточно окрепнешь, тебе следует вернуться в степь и разузнать больше, – решила Тэра.

«Ах, пожалуйста, только бы это не оказалось правдой!» – молилась она. Ведь при таком раскладе у нее не было ни малейшей возможности помешать отправке нового флота вторжения. Если Кудьу удастся правильно рассчитать момент открытия очередного прохода в Стене Бурь, ее путешествие в Укьу-Гондэ и жертвы, принесенные столь многими дара и агонами, будут напрасными.

Разумеется, Аратен не горел желанием возвращаться в степь, где вероятность быть опознанным людьми Кудьу возрастала после каждой встречи с очередным племенем. Но Таквал поддержал жену, зная, сколь тяжкий груз лежит у нее на сердце. Ведь сам союз между агонами и дара был задуман, дабы предотвратить новое вторжение льуку на Острова; Тэра никогда не простит себе, если не сумеет выполнить эту важнейшую миссию.

Так или иначе, несколько дней спустя Аратен заявил, что готов, и ушел обратно в степь – один, не взяв с собой ни гаринафина, ни кого-либо из товарищей.

Тэра тем временем продолжала брать уроки верховой езды. Теперь, когда у них имелось два боевых скакуна, представлялось особенно важным, чтобы каждый член отряда умел управлять гаринафином. Мало ли как повернется дело, следует быть готовыми ко всему.

Таквал лично учил жену. Она выказала себя способной ученицей и спустя пару недель уже могла достаточно уверенно управлять Га-алом, старым гаринафином, которого привел Аратен (сам Таквал при этом сидел позади нее в седле). Га-ала явно воспитывали в традициях льуку: те через страх и наказания прививали крылатым скакунам полную покорность человеку, так, чтобы звери не были привязаны к кому-либо одному, но подчинялись любому наезднику. Теперь, став слишком старым для участия в боевых действиях, Га-ал исполнял обязанности вьючного животного, обеспечивая перевозку людей и грузов; а через год-другой ему предстояло отправиться на убой. Поскольку льуку охраняли престарелого гаринафина не слишком тщательно, Аратен сумел украсть его. Га-ал оказался не просто послушным, но одновременно пугливым и робким. Всякий раз, когда