Глава 4

Жаркий июньский полдень 1936 года обжигал улицы небольшого городка близ Сарагосы. Временный штаб генерала Эмилио Мола, устроенный в бывшем складе винных бочек, был пропитан запахами старого дерева. На грубом столе, сколоченном из досок, лежали карты, покрытые карандашными линиями и пометками. Окна закрывали плотные занавески. Мола, высокий мужчина с резкими чертами лица, склонился над картой Арагона. Его пальцы двигались по линиям, отмечавшим позиции республиканцев. Напротив сидел полковник Антонио Кастельянос, один из самых надёжных командиров националистов в этом регионе. Кастельянос, моложе Мола, носил аккуратно выглаженную форму.

— Мы должны ударить здесь, — сказал Мола, указывая на узкую долину к северу от Эбро. — Если республиканцы закрепятся на этих холмах, они смогут обстреливать наши линии снабжения. Нам нужен стремительный прорыв, Антонио. Один удар, который разорвёт их оборону.

Кастельянос кивнул, но его лицо оставалось задумчивым. Он провёл ладонью по подбородку, где пробивалась щетина.

— Согласен, генерал, но есть проблема. Наши разведданные неполные. Мы знаем, что у них есть артиллерия, но где именно? Сколько? Если мы двинем танки через долину и попадём под перекрёстный огонь, это будет бойня.

Мола нахмурился. Он не любил неопределённость, но война редко давала чёткие ответы. Он откинулся на спинку стула, скрипнувшего под его весом.

— Ты прав, — произнёс он. — Нам нужна точная информация. Я отправил запрос в Мадрид, к нашим людям в тылу. Они должны сообщить о передвижениях республиканцев. Но пока… что говорят твои разведчики?

— Мало данных, — ответил Кастельянос. — Они видели грузовики, движущиеся на запад, но неясно, что в них: оружие, боеприпасы или просто продовольствие? Мои люди готовы рискнуть, но без чёткого плана мы можем потерять больше, чем выиграем.

Мола кивнул. Он знал, что Кастельянос не из тех, кто бросается в бой без подготовки. Полковник был осторожен, но не труслив — его расчётливость спасала солдат, но иногда раздражала тех, кто требовал немедленных действий.

— Тогда вот что, — сказал Мола. — Мы начнём подготовку к наступлению, но не двинемся, пока не получим подтверждение. Я хочу, чтобы твои лучшие люди проверили эти холмы. Ночью, без света, без шума. Если там есть артиллерия, мы должны знать её позиции. И если можно вывести её из строя до атаки, мы это сделаем.

Кастельянос достал блокнот и начал записывать. Его почерк был мелким, аккуратным, почти как у прилежного школьника.

— Я отправлю группу сегодня ночью, — сказал Кастельянос. — Но, генерал, есть ещё один вопрос. Солдаты начинают задавать вопросы. Ходят слухи о предательстве. Кто-то выдал наши планы в прошлом месяце, и люди боятся, что это повторится.

Мола напрягся. Слухи о предательстве подрывали моральный дух армии. В гражданской войне, где брат воевал против брата, предательство ощущалось особенно остро.

— Мы разберёмся, — сказал он холодно. — Если есть предатель, мы его найдём. А пока держи своих людей в узде. Никаких разговоров, никаких сплетен. Мы не можем позволить панике разъесть нас изнутри.

Кастельянос кивнул, но в его лице мелькнула тень сомнения. Он знал, что найти предателя в разгар войны — почти невыполнимая задача. Вместо спора он вернулся к карте, указывая на другой участок.

— Если мы прорвёмся здесь, — сказал он, — то сможем отрезать их от снабжения. Но нам понадобятся дополнительные силы. Может, запросить подкрепление у Франко?

Мола покачал головой.

— Франко занят на юге. Он не даст нам ни одного солдата, пока не закрепится в Андалусии. Мы справимся сами. У нас есть танки, артиллерия и время — но немного.

Они обсуждали маршруты снабжения, пути отступления, расположение минных полей ещё около часа. Мола был методичен, Кастельянос — дотошным, и вместе они составляли план, который мог переломить ход кампании в Арагоне. Но в воздухе висело напряжение — оба знали, что один неверный шаг мог всё разрушить. Дверь склада скрипнула, и в помещение вошёл молодой курьер. Его форма была покрыта пылью, лицо блестело от пота. Он выглядел так, будто бежал всю дорогу от Сарагосы. В руках он держал запечатанный конверт.

— Генерал Мола, — сказал он, вытянувшись по стойке смирно. — Срочное письмо. От нашего человека в Мадриде.

Мола взял конверт, кивнув. Он заметил, что парень слегка дрожит — то ли от усталости, то ли от страха. Кастельянос бросил на курьера быстрый взгляд, но промолчал. Мола разорвал печать и вытащил лист бумаги. Его лицо стало мрачнее, пока он читал.

— Что там? — спросил Кастельянос, не скрывая любопытства.

Мола сложил письмо и сунул его в карман кителя.

— Подтверждение, — сказал он. — Республиканцы стягивают артиллерию к холмам. Но есть и кое-что ещё. Наш человек в Мадриде сообщает, что среди них есть иностранные советники. Возможно, русские.

Кастельянос присвистнул.

— Русские? Это усложняет дело. Если они там, то это не просто местные ополченцы. У них будет дисциплина, техника… и, возможно, что-то ещё.

Мола кивнул, его мысли уже кружились вокруг новой информации. Иностранные советники означали, что республиканцы получают поддержку извне, как и прежде. Это делало наступление более рискованным, но и более необходимым. Если не ударить сейчас, противник укрепится, и Арагон станет неприступным.

— Мы учтём это, — сказал Мола. — Антонио, удвой усилия по разведке. Я хочу знать всё: где эти советники, сколько их, что они делают. И… — Он посмотрел на курьера, всё ещё стоявшего у двери. — Ты. Как тебя зовут?

— Хосе Мартинес, сеньор, — ответил парень, слегка запнувшись.

— Ты доставил письмо вовремя. Молодец. Теперь иди, отдохни. Но держи язык за зубами. Никому ни слова о том, что вёз.

Хосе кивнул и быстро вышел. Кастельянос смотрел на дверь, словно ожидая, что курьер вернётся с новой плохой новостью.

— Вы ему доверяете? — спросил он тихо.

Мола пожал плечами.

— Я никому не доверяю, Антонио. Но он сделал свою работу. Пока этого достаточно.

Они вернулись к плану, но в их голосах появилась тревога. Письмо из Мадрида изменило расклад. Если республиканцы получают поддержку Советов, националистам нужно действовать быстро. Мола записывал приказы, Кастельянос вносил замечания, уточняя детали. Через несколько часов, когда солнце клонилось к закату, Мола почувствовал недомогание. Он списал это на жару и напряжение, отмахнувшись. Но вскоре его лоб покрылся испариной, дыхание стало тяжёлым. Кастельянос заметил это и нахмурился.

— Генерал, вы в порядке? — спросил он.

— Жара, — буркнул Мола. — Продолжай.

Но через час ему стало хуже. Его лицо побледнело, руки начали дрожать. Кастельянос настоял на вызове врача. Мола, хоть и сопротивлялся, согласился. Пожилой врач осмотрел генерала, дал ему воды, предположив отравление или переутомление. Но