— Все верно, Батя, — подтвердила мгновенно подобревшая Кобра, — я тоже это чувствую.

— Он как оголенный нерв, — заявила Птица, просканировав будущего пациента своими способностями, — поэтому ему больно, когда остальные еще ничего не чувствуют. А еще он до предела честен и, как казахский акын, что видит, о том и поет. Просто взгляд у него такой… своеобразный.

— Наша задача, — ответил я, — найти и устранить причину этой боли, иначе для того мира все может кончиться почти так же плохо, как и в Основном Потоке. Есть у меня ощущение, что там мы не остановили, а только сильно замедлили развитие негативных процессов. А в такие игры я не играю.

— Он считает, что весь мир вокруг сошел с ума, один он там нормальный, — добавила Птица, — хотя, наверное, это не совсем так. Все там немного сумасшедшие, просто основная масса населения соскользнула от нормы в одну сторону, а такие, как Виктор Цой, в другую. Ведь пел же он, что его друзья живут только одним днем, а это тоже в корне неправильно. Сама я в то время не жила, а потому не могу точно сформулировать свои мысли. Тут надо изучать не только Виктора Цоя и ему подобных, но и представителей той самой современной ему массы обычных людей, что существовали всего одним днем. Твои Верные из примерно того же времени для такого не подойдут, ибо ты уже разорвал сковывавшую их временную петлю и выпустил этих людей, как птиц в свободный полет.

Все то время, пока мы обменивались мнениями, Колдун изучал главного пациента через свой черный кристалл. И вот он поднял на нас серые лучистые глаза и произнес медленно и тихо, в своей обычной манере:

— А я вижу, что этот человек имеет ярко выраженный неинициированный магический талант специализации бард… не такой сильный, как у Владимира Высоцкого, но все равно довольно значительный, и при этом у него открыты каналы для колдовского ментального вампиризма. Сейчас, когда его звезда еще не взлетела, влияние этого фактора не особо велико, но потом, когда он станет популярен, его песни будут сводить с ума многих и многих.

Птица многозначительно хмыкнула и нахмурилась.

А я довольно жестко сказал:

— Товарищ Османов считает этого человека птицей того же полета, что и Чумак с Кашпировским, а это совсем не то явление, какое может считаться позволительным.

— Это не совсем так, — возразил Колдун, качая головой. — Виктор Цой совершает свои действия непроизвольно, потому что у него ноет оголенная душа, а вот перечисленные вами деятели осознанно предались злу. А это уже другое…

— Так и есть, — горячо подтвердила слова мужа Линдси. — Сознательного зла в этом человеке нет! Это я вам говорю как маг разума с медицинским уклоном и большим жизненным опытом как раз по этой части.

Три пары глаз пытливо смотрели на меня.

— Ну что ж, — заявил я, — в таком случае спросим мнение еще одного специалиста с тысячелетним стажем. Лилия, ты мне нужна!

Хлоп! — и мелкая божественность тут как тут, стоит передо мной, как лист перед травой.

— Я здесь, папочка, — объявляет она, быстренько оглядев всех присутствующих. — Кого нужно вылечить?

— Лечить пока не надо, — сказал я, — нужно посмотреть вон на тех граждан взглядом опытного специалиста по части присосок, привязок, порчи и прочей лабуды, на которую так горазды мелкие колдуны.

При появлении Лилии буквально из ниоткуда граждане артисты совершенно остолбенели: это был шок даже больший, чем шоу со «Звездными войнами», какое я показывал их миру совсем недавно, и даже больший, чем проход через межмировой портал. Ну натуральная же магия: человек появляется ниоткуда! Если все остальное еще можно объяснить наукой, то уж это явление — настоящая чертовщина! Словом, стояли граждане артисты с отвисшей челюстью, и лишь изумленно моргали, глазея на нашу мелкую божественность.

А дальше было еще интереснее… Девочка вдруг крутанулась на месте — и тут же древнегреческий хитончик превратился в докторский прикид. Затем она надвинула на правый глаз зеркало отоларинголога и повелительно произнесла: «Замерли все!».

Они и замерли, как кролики перед удавом, не в силах ни бежать, ни даже пошевелиться.

— Все, отмерли, — сказала Лилия через некоторое время, и добавила уже для меня: — Все хорошо, папочка. То есть ничего непоправимого или смертельного я у них не нашла. А в остальном ужас-ужас… — Она прижала ладони к вискам и покачала головой. — Присоски надо обрывать, привороты отворачивать, а психосоматику лечить. В таком виде, как сейчас, к употреблению в качестве певцов-сказителей они негодны категорически. Это я тебе говорю как специалист.

Этот обмен мнениями велся вслух на чистейшем русском языке, без всякого понижения голоса, хотя и без крика, так что наши не совсем добровольные гости все прекрасно понимали. И после слов Лилии про присоски, привороты и психосоматику Виктор Цой наконец вышел из ступора, вызванного фантасмагоричностью ситуации. Он провел рукой по волосам, встряхнул головой и, моргнув пару раз, спросил:

— Э-э-э, а что все это значит? Нам сказали, что мы едем на гастроли, а тут вдруг такая встреча…

— Вас и в самом деле пригласили на гастроли, потому что об этом попросили Верные нашего Серегина, происходящие из восемьдесят девятого года, — мягко сказала Птица, — в то время вы были очень популярны, примерно как Высоцкий.

Было заметно, что сравнение с Высоцким Цою польстило, в его узких глазах даже блеск какой-то промелькнул. Затем он прищурился и внутренне ощетинился. Нижняя челюсть выдвинулась вперед, брови опустились к переносице.

— И зачем тогда… было все это? — спросил он, мотнув головой.

— А затем, что я никогда и никого не подпущу к своим людям, если не буду уверен, что это совершенно безопасно и для вас, и для них, — ответил я, осаживая нахала. — Там, в моем родном будущем, память о тебе осталась самая противоречивая, а потому, прежде чем принять окончательное решение, я должен был посмотреть на тебя и твоих людей собственными глазами. Все остальное про себя ты слышал сам: результат вполне положительный, но требуются профилактические корректировки, а после них магическая инициация, чтобы ты мог использовать свой талант