— Хорошо, товарищ Серегин, будет вам рок-группа «Кино», — ответил Гейдар Алиев, на чем разговор был закончен.

3 июня 1985 года, вечер, Ленинград, Охта, квартирная студия Алексея Вишни, он же Яншива Шела и Черри

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. На то чтобы указание из Москвы дошло до ленинградских товарищей, те сориентировались, обнаружили искомое и взяли его под контроль, ушло два дня. На самом деле задача была не особо сложной, ибо у каждого музыкального коллектива имелся «куратор» от Конторы*, державший, так сказать, руку на пульсе. Да и не могло быть такого, чтобы в Советском Союзе кто-то что-то делал — записывал магнитоальбомы, выступал с концертами и устраивал рок-фестивали, — а ответственные госбезопасные товарищи, которым до всего было дело, об этом бы ничего не знали. Нина Викторовна, которая в те годы служила в той же Организации, только по линии внешней разведки, сообщила мне об этом совершенно определенно.

Примечание авторов: * На эту тему в свое время достаточно подробно откровенничал Андрей Макаревич.

Группу «Кино»* в полном составе люди в штатском обнаружили вечером третьего июня в самодеятельной квартирной студии Алексея Вишни на Охте. Работа над альбомом «Это не любовь» была в самом разгаре. Куратор, не говоря лишних слов, заявил участникам коллектива, что их приглашает на гастроли один очень большой человек, лучший друг Советского Союза, а потому следует собираться как на пожар: упаковали инструменты, оделись, и на выход. Когда разнервничавшийся Виктор Цой спросил, мол, а где будут проходить гастроли, куратор ткнул пальцев в потолок и сказал: «Там».

Примечание авторов: * на тот момент в состав группы входили Виктор Цой, Юрий Каспарян, Георгий Гурьянов и Александр Титов.

И вот тут участникам группы стало не по себе. Они переглядывались, пожимали плечами, но у каждого в голове уже созрела догадка относительно того, куда именно их приглашают выступать. Большой друг у Советского Союза в том направлении был только один, и выглядел он страшно, особенно на взгляд музыкантов-бунтарей, жестоко неудовлетворенных позднесоветской действительностью. Ударами из космоса в лепешку растоптав Пакистан и грубо сломав вооруженной рукой прогрессивный Запад, этот таинственный Некто, жителям планеты Земля известный под именем Верховного Главнокомандующего Четвертого Галактического Союза товарища Серегина, повсюду установил власть тиранических коммунистических режимов. И даже в Америке правит его Наместник Джордж Буш, власть которого не ограничена ничем, кроме условий Акта о капитуляции. При этом отражения ракетно-ядерного нападения на Советский Союз граждане музыканты или не заметили, или не придали ему значения: мол, если бы не вмешательство извне, то и нападения такого никогда не было бы.

Но самым большим грехом пришельца из неведомых далей было то, что он с непонятной целью силой усадил на московский трон бывшего ленинградского «хозяина», а молодого и прогрессивного кандидата с пятном на лбу засунул в неизвестные дали (ходили по Советскому Союзу и такие кулуарные разговоры, ибо не у всех участников того судьбоносного Пленума была чистой совесть, а язык мог спокойно усидеть за зубами). Если большая часть ленинградского населения оценивала товарища Романова в целом положительно, то одухотворенное и прогрессивное меньшинство не любило его до кишечных колик, рассказывая об этом человеке разные байки, позже изложенные в опусах господина Веллера. Какие после такого переворота могут быть позитивные перемены? Только, выражаясь марксистским языком, торжество реакции и усиление удушающего все застоя.

Впрочем, немая сцена продлилась недолго. Музыканты, не говоря лишних слов, быстро собрались, и белый «рафик» без особых примет доставил их вместе с багажом к зданию на Литейном проспекте. А далее, прямо во дворе этого богоугодного заведения, началась такая фантастика, что авторы сценариев и режиссеры фантастических фильмов дружно зарыдали, жалуясь на грубо отнятый хлеб. Это было даже хлеще, чем недавние сюжеты из программы «Время» о том, как инопланетные пришельцы рука об руку с Советской Армией низводили и курощали светлоликую североатлантическую демократию. И от тех-то кадров прогрессивные интеллигенты бились в истерике и горстями глотали валидол, запивая сухим вином, а уж от вида раскрывшегося в пространстве портала у жертв чекистского произвола буквально отнялись ноги.

Цой, на несколько секунд зажмурившись и что-то неслышно прошептав, первым шагнул во врата между мирами. Входил он картинно — подняв лицо к небу и держа руки с раскрытыми ладонями на весу, точно для объятия. И за ним робко, гуськом, также зажмурившись, последовали музыканты — и у каждого было чувство, будто они ныряют в омут, полный неведомых опасностей.

Уже потом выяснится, что слова, которые прошептал Цой, были первой строчкой будущей песни — они пришли к нему сами собой, как и большинство его текстов. Такой уж это был человек: все, с чем он сталкивался, проходило через чуткое стекло его восприятия, чтобы, причудливо преломившись, стать на выходе чем-то притягательно-загадочным, полным ускользающего смысла, порой непонятного и для самого автора. Поэтому Виктор Цой никогда не объяснял, о чем его песни. Каждый должен был найти в них свое.

Тысяча сто девятнадцатый день в мире Содома, полдень, Заброшенный город в Высоком Лесу, площадь Фонтана

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Группу «Кино» мы встречали на площади Фонтана впятером: я, Кобра, Птица, Колдун и его любезная Лидуся, всюду следующая за мужем, как ниточка за иголочкой (при силе образовавшегося между ними умственного притяжения по-другому не получается). Анастасии же, как и Мэри Смитсон, Виктор Цой был плоско-параллелен, ведь он представлял собой именно наше русское и постсоветское культурно-историческое наследие.

Первое, что я установил, глядя на гражданина