А бой тут был, ну или какая форма противостояния. На утрамбованной земле возле усадьбы я видел следы крови… Тел только не было.

Удивили же меня две пушки. Две, ити ж е-мать, пушки! И, главное, уже развернутые в нашу сторону. И рядом с ними стояли с пальниками на вид суровые и решительные мужики. Если такие пушки ударят по нам картечью, ну или как в это время такое называется… дробом. Не то что мало не покажется, а как бы не смели всю мою колонну за раз. А потом ещё и из своих ружей накроют, завершат разгром. И преспокойно при этом закроют обратно ворота. Пока еще успеет к нам подмога.

Мы во всём Кремле нашли лишь три пушки, из которых одна была порченая, вторая с трещиной ствола. Тут же аж две — и на вид целёхонькие, новые орудия. Теперь понятно, почему если и грабят, то только соседние усадьбы. Чтобы этих вояк взять, нужна отдельная армейская операция. И её не будет, пока вопрос с Кремлём бунтовщики не решат. А значит, не будет никогда.

— Давай, стрелец… полковник стрелецкий, коли не брехал нам, письмо твоё от Григория Григорьевича Ромодановского, — ко мне вышел облачённый в доспехи, в шлеме-ерихонке мужик.

И волком смотрит — вот-вот махнёт назад, и те шмальнут.

— Ты кто таков будешь? — сказал я, жестом показывая своим стрельцам не делать лишних движений.

С десятниками мы ранее договорились, что поднятая вверх ладонь означает — стоять и не двигаться. Если сейчас кто-нибудь из стрельцов выжмет спусковой крючок и произведёт выстрел… ну, что ж, пожил чутка в следующей жизни, и хватит. Ибо из меня картечь в один миг сделает решето.

— Я — голова сотни боевых холопов князя Юрия Ивановича Ромодановского, Алексей Дробатый, Матвея сын, — горделиво представился сотник.

Ага, немного ситуация прояснилась. Пока у каждого богатого помещика есть своя маленькая армия, в зависимости от количества сох [мера площади земли], помещики должны выставлять на войну определённое количество воинов. Если не хватает таких воинов, то помещик со своими сыновьями является на службу сам.

Судя по всему, у Юрия Ивановича, старшего Ромодановского, хватало земли и ресурсов. Причём не только для того, чтобы собрать боевых холопов, но и чтобы оснастить их современным убойным оружием. Сильны Ромодановские! Тут упомянули какую-то ссору между ветвями этой фамилии. А если бы не ссора, то ещё неизвестно, кто у руля русской державы стал бы.

Мы одновременно с головой боевой сотни князя посмотрели в сторону выезжающей из усадьбы Языкова телеги. А потом ещё одной… причём, вторая была явно не наша.

— Грабить прибыли? — зло и недоверчиво спросил Алексей, Матвеев сын.

— Читай! — указал я на бумагу, которую в руках уже держал Дробатый.

— Кхе! Кхе! — закашлялся вояка. — Тарас, ходь сюда! Ты ж школу братскую в Киеве осилил, тебе и читать.

Я сдержал свою усмешку. На вид грозный воитель — не умеет читать! Впрочем, из истории я не помню, чтобы к концу XVII века в России была поголовная грамотность. Вон, даже Пётр Великий — и тот писал с такими грамматическими ошибками, что приличная учительница русского языка рассудка лишилась бы, диктанты проверяя царские.

— Я, князь Григорий Григорьевич Ромодановский, волей своей… — громогласно, чтобы, наверное, слышало большинство защитников усадьбы, читал Тарас.

Вроде бы, всё указывало, что человек этот из казаков будет. Я попутно ожидал увидеть этакого запорожца. Рослого, поджарого бойца. Еще с чубом до плечь.

Но Тарас был низенький, пухленький. Как есть — колобок. Тот сказочный персонаж был хитрым, он от бабушки убежал, дедушку обманул, некоторых зверей облапошил. Так и этот пухлый, с залысиной и с некоторыми азиатскими чертами лица мужичок оказался хитрым и изворотливым. Впрочем, если мне не изменяет память, колобок-то в той сказке плохо кончил. Нашлось зверьё похитрее хлебобулочного изделия.

— … На сём печать свою прилагаю, — закончил читать Тарас.

— М-да… — многозначительно сказал вояка, снял шлем и почесал затылок.

— Нескладное положение выходит, — произнёс Тарас, разглаживая свою чернявую бороду. — Мы жа случаем попали в усадьбу Григория Григорьевича. Батюшка наш в Казань шёл, оттуда на Южные рубежи. Вот и боевых людишек с собой вёл. Да решил наведаться до своего родственника, дабы споры земельные порешать. А тут колокола… Смута стрелецкая. Вот так и оказались мы в усадьбе Григория Григорьевича.

Наконец, у меня в голове всё сложилось. Если два родственника разных ветвей Ромодановских между собой местничали, то, значит, спор их практически перерос уже в военные действия. На Руси местничество долгое время было даже полезно тем, что споры между родовитыми боярами решались судом. Чаще — царским.

Если местнический спор начинался, значит, между собой бояре готовы были передраться. И сколько было бы междуусобных войн, и смогла ли бы Россия в таких условиях выжить — вопрос спорный. В некотором роде институт местничества помогал.

Но это означает, что между Григорием Григорьевичем и Юрием Ивановичем Ромодановскими вражда должна быть такой, как, наверное, сейчас между Григорием Григорьевичем и Иваном Хованским.

— Сильно, что ли, побили людишек-то Григория Григорьевича? — взяв немного времени на размышления, спрашивал я.

Из соседней усадьбы Языкова уже вышла седьмая телега. Дядька Никанор повёл стрельцов в соседнюю усадьбу, чтобы посмотреть, что там творится, и, что есть, оттуда вынести. Здесь же все еще решались вопросы.

— Ну же! Быстрее отвечайте. Неровен час, бунтовщики придут. И они пушками обзавелись. Крови прольётся немало. А вам здесь, в усадьбе, всё едино не переждать смуту, — повышая тон, требовал я решений.

Ещё не хватало, чтобы я ушёл несолоно хлебавши от усадьбы Григория Григорьевича Ромодановского. О каком моём авторитете может идти тогда речь, если я не выполнил то задание, на которое напрашивался сам!

— Да не-е, не шибко мы их и побили. Плетьми приказчика отходили, ружья забрали, даже девок и жёнок не помяли. И добра с усадьбы никто не брал, — отвечал Тарас, стараясь всё же говорить коротко и по делу.

— Тогда так… — решительно сказал я. — Мы с вами говорим о том, что вы, когда ваш батюшка Юрий Иванович ранение получил, решили оборонять усадьбу родственника боярина вашего. Вот пущай Григорий Григорьевич и благодарит вас за это! Ну а уж вы часть благодарности — мне…

Установилась небольшая пауза, а потом глаза Тараса просияли. Алексей же Матвеевич всё ещё находился в недоумении, и приказчик Юрия Ивановича Ромодановского, снова почесав бороду, склонился поближе и стал ему