был у меня армянин-крепостной, учил его. Я-то на другие языки налегал, а Тимоха — вон как наловчился. Так это не великое достоинство — поди, у вас в Ереване таких пруд пруди, — всё-таки не утерпел я, любопытствуя.
— Эривани. Но я из Шуши, — поправил Сурен.
— Не в моих правилах набивать товару цену…
Но раз не продашь — скажу.
«Товар» тут же навострил уши. Тоже интересно стало — чем это он так хорош. Тимоха уже отошёл от потрясения, понял, что продавать его я не стану, и теперь, не спеша доедал пирог, косясь на фрукты.
Оказывается, шёлк, которым торгует Сурен, весь привозной. Из Персии и Китая. Дорогой, конечно. Дороже, чем, скажем, грузинский. У тех, мол, свой тутовый шелкопряд, коконы свои, но качество… так себе. А тут — Персия, Китай, армянские связи. Вот и живёт человек безбедно. Сурен, не без гордости, похвастался: скоро может в первую гильдию перейти. А это, между прочим, подразумевает оборот больше двадцати тысяч. Наценку на привозной товар он делает в три-четыре раза, и даже с накладными расходами понятно — купец этот небедный.
Копит сейчас на взнос и мечтает торговать с Европой. Причём не продавать там, а покупать. Оказывается, вся торговля с Китаем идёт через один город — вроде как Гуанчжоу — и строго через ограниченный круг купцов. Чужой не пролезет. А Тимоха, скотина разговорчивая, желая понтануться, правильно определил весь товар Сурена: атлас, газ, парча, тафта, вышитый шёлк. Всё знает, оказывается, чертяка! Нет, к большим деньгам его, конечно, никто не допустит, но как товароведа по шёлку вполне могут использовать. Мало того — он ещё и объяснил, чем персидский шёлк отличается от китайского.
Ай да, Тимоха! Ай да сукин сын! Может, и правда продать его? Запросить… тысячу. Интересно, дадут?
Глава 4
— Чего я о тебе ещё не знаю? — сердито выговаривал я в общем-то ни в чем не виноватому Тимохе. — Хоть на словах перечисли, кем работал. А то я ни рылом, ни ухом, что ты ткани, оказывается, продавал… Ну — таксист, ну — на стройке впахивал. Это знаю. Сапожник ещё, вроде… О, может, тебя сапожником сделать?
— Не, сапожником я не работал. — В детстве отцу помогал. Сейчас вот смотрю, как тут работают — так почти всё по-старому. Я в этом деле не лучше других. Сапожник, слышал, хорошо если двадцать копеек в день имеет… Какой на этом бизнес можно построить?
Тимоха помолчал и добавил:
— В тату-салоне одно время работал. Но не пошло дело, — не способный, видно. Рука не та.
— А я тут и не видел ни у кого татуировок! — удивился я.
— Наверное, где-то есть. В Англии, к примеру — у моряков это вроде как мода. Да и бред всё это. Кто на Руси станет добровольно рожу расписывать? Тут только разбойников клеймят — и то не по желанию, а по приговору, — сплюнул Тимоха огорчённо. — А ты сам-то что умеешь?
Что я умею? Да, по правде, ничего такого, что здесь, в прошлом, было бы хоть как-то полезно. Никаких практических навыков.
Так… имел небольшой бизнес. Бумага для офиса, бумага для принтера, упаковочная, бумага для задницы, — всё по мелочи, но стабильно. Вначале повезло — по знакомству выбил канал поставки со скидкой. Потом пошло дело — нанял пару студентов, расширился. До седьмого года всё было отлично: рост, оборот, ассортимент. И даже в восьмом вовремя в кэш вышел — потому и не разорился, как многие. Потом был спад, конечно… Но лямов десять в год, грязными, имел.
Только вот что мне с этим опытом делать?
— Ну… Был у меня свой бизнес, — выдавил я. — Писчебумажный.
Разумеется, аре всего я не рассказываю. Не из недоверия, просто не вижу смысла откровенничать. Да и тот тоже мне, думаю, не всё о себе поведал.
Тимоха, кстати, на улицах города — да и вообще в этом времени — ориентируется, как будто здесь и родился. Вот он лихо перепрыгнул кучу удобрения от гужевого транспорта, увернулся от попрошайки, и даже вонь от рыбных рядов его вроде как совсем и не заботит. Да что там — когда проходящий мимо нас мужик высморкался прямиком в подол своей рубахи, ара и бровью не повёл. Привык, похоже. А меня, признаться, порой всё бесит: грязь, духота, крики… Если бы не вернувшаяся молодость — тосковал бы, пожалуй, по двадцать первому веку.
— Нешибко ты, барин, на бизнесмена похож, если честно. Когда в тачку ко мне сел — думал, бухарик какой. Серьёзно. Потом пригляделся — костюм вроде норм, да и массажка, откуда я забирал, из дорогих. Решил тебя сразу на бабки нагнуть…
— Выражения выбирай! Я просто скандалить не хотел. Мог бы и в рыло дать! Просто у мамы день рождения был…
— Про которое ты успешно забыл, — насмешливо напомнил ара.
— Надо было продать тебя… земляку твоему, — задумчиво протянул я, будто мысли вслух проговорил.
— Э! Ты чё, барин⁈ — встрепенулся Тимоха. —
Кто старое помянет — тому, сам знаешь, глаз вон! Думаешь, мне сладко бы жилось? Ну, земляк — и что? Разве что на родном языке поговорить. А статус? А финансы? У тебя хоть какое имущество есть, а я куда даже вольным пойду? Да и жена у меня, сам знаешь, рожает скоро.
— Чё-то ты не рвался дома остаться, не больно тебе жена и нужна! — подначиваю я. — Да и ребенок, фактически, не твой. Но вольную тебе надо дать. Вдруг я скопычусь ненароком…
— Чёрт, Леха! — ара дернул меня за рукав и вовремя: сзади на нас накатила телега, гружёная досками. Одна такая струганая уже тянулась к моей голове… Чуток зазевайся — и всё, барство бы закончилось.
— Кстати, завещание же можно составить. Пропишешь мне волю в нём, — предложил сообразительный Тимоха. — А кто у тебя наследник?
— Родителей нет, дядька — тоже умер.
Походу, никто! — почесал я затылок, вспоминая. — А, нет, вру. Есть у дяди дочка. Племяшка выходит. Только вот где её искать — не знаю. Да и, думаю, она на меня злится… Дядька ведь весь капитал церкви при моём селе оставил, а не ей.
— Ну хоть кто-то есть.
— Ладно, а что у тебя с хобби? — пытаю ару дальше.