имею такого «счастья», — с сарказмом и недовольством от неудачного хода, ответил я.
— И почему же? Неужели никого нет на примете? — продолжила она расспрос, кинув на стол бубовую даму.
— Отец пытался сосватать мне Кристину Уварову, но я отказался. И это желание у нас с ней было взаимным.
Отвечая на тетин вопрос, я отдал десятку буби, снова обнулив взятку, и никто не получил очка.
— Вот как? И почему же вы так друг к другу не подошли? — полюбопытствовала она, положив крестового вальта.
Но тут я уже не расслаблялся и забрал его червовым тузом.
— Разные интересы, — в ход пошел червовый валет.
На него мне отдали крестовую семерку.
— Жаль, Кристина — красивая и хорошая девушка, — на мой бубовый валет мне отдали бубовую же восьмерку. — И в чем же выражается ваше разногласие?
А вот мою червовую восьмерку тетя забрала крестовой девяткой.
— Я хочу остаться здесь и принять дело отца, а ей хочется уехать в большой город. А лучше — сразу в столицу.
Тетя положила бубовую девятку и забрала мою червовую семерку, завершая кон.
— Девять — шесть. Ты ведешь, — подвела итог первой раздаче тетя. — Но впереди еще пять раздач. Теперь твоя очередь, сдавать карты, — протянула она мне колоду.
И мы продолжили игру. Затянулось все это у нас в итоге до самого прихода Владимира Михайловича со службы. Первую партию из шести раздач я все-таки продул. Зато на второй отыгрался — полностью понял правила, после чего в голове стали появляться более удачные стратегии для выигрыша и набора дополнительных очков. Софья Александровна в особо напряженные моменты игры постоянно пыталась меня толи сбить с толку, толи выведать какую-то интересную для себя информацию, задавая провокационные вопросы, на которые в другой ситуации я бы или ушел от ответа, или дал более взвешенный. Вот что значит — настоящая аристократка!
Так она выведала у меня, что пусть Кристина мне не по вкусу, зато Валентина очень даже ничего. Про девиц иных соседей я ничего сказать не могу, так как давно их не видел. Про столицу тоже, и дамы сердца у меня там не было. Короче, тетушка вытащила из меня все о моей личной жизни — чисто то, что ее очень интересовало. Уверен, если бы она хотела, то и до того, что я память потерял, докопалась. Ну, если бы подозревала о чем-то таком. Опасная женщина!
* * *
Пелагея добралась вместе с госпожой Угорской до ее квартиры в сметенных чувствах. Женщина на протяжении всего пути была задумчива и кидала странные взгляды то на нее, то на свою сумочку, где лежало недошитое платье. Из-за этого девушка чувствовала себя неуютно.
Первым делом, как они прибыли, Маргарита Игоревна тут же потребовала Пелагею раздеться, чтобы снова примерить то, что девка сумела нашить себе по наброску Романа. Недовольно поцокав языком, она забрала тряпку, которой еще оставалось платье, и приказала Пелагее так пока и стоять, да смотреть на ее работу. Даже сарафан не дала обратно натянуть! От этого Пелагее было еще более некомфортно. Пусть слова такого девушка не знала, но чувства были самые неприятные.
— Смотри и учись, коли уж тебе приказали, — махнула рукой Угорская на стул, куда присела девушка.
Сама Маргарита взяла тканевый метр и сняла мерки с Пелагеи, попутно наставляя ее.
— Прежде чем шить какую-то одежду, нужно точно знать размеры человека. Иначе если даже на полсантиметра ошибешься, носить любое платье будет очень неудобно. Оно может натирать, а потом эти натертости и до заражения кожи доведут. И из-за плохого платья человек просто сляжет или умрет. Это не шутки!
Пелагея вздрогнула от таких откровений.
— Но мы всегда на глаз все шили дома, — робко заметила она. — И никто не умер от неудобной одежды.
— Это потому, что вы наверняка ее чуть большего размера всегда делаете. Вот как ты сейчас — по эскизу Романа это платье на тебе должно плотно сидеть, а ты его таким делаешь, что оно висеть будет, как мешок какой-то. Всю задумку Романа испортишь!
Распоров все нитки, вновь из недошитого платья сделав несколько отрезов ткани, Маргарита Игоревна мылом прочертила на них новые контуры и обрезала лишнее. После чего подошла к своей швейной машинке, заправила нитку, и стала довольно быстро сшивать отрезы между собой. Делала она это так быстро и сноровисто, что Пелагея аж засмотрелась и на миг забыла про свою наготу. Строчка из-под рук Угорской выходила до того ровная, какой ни одна мастерица вручную не сделает. Девушка мысленно позавидовала чудному прибору, и тут же поняла, что новые платья без такой же машинки никогда для господина не сделает. Даже если он прикажет, она просто не сумеет и близко дать такой же результат.
Закончив сшивать крупные отрезы, так что осталось пришить лишь короткие рукава, да собрать лиф платья, Маргарита снова заставила Пелагею примерить получившийся наряд. Опять — замеры, на этот раз и вокруг тела в районе груди, и сами груди — каждую по отдельности, что дико смущало девку. Снова разметка мыльным огрызком, а затем — мерная работа машинкой. Скорость, с которой работала Маргарита Игоревна, поразила служанку. Всего через час платье было готово. Даже на спине проделаны специальные отверстия под шнуровку, и лента вставлена.
— Финальная примерка, — заявила Угорская, от чего Пелагея облегченно выдохнула. Сидеть голой ей уже надоело, а одеваться на время своей работы женщина ей все также запрещала.
Когда девушка надела платье, Маргарита зашла ей за спину и затянула ленту, завязав ту бантиком.
— Не слишком туго? — впервые спросила про удобство она у Пелагеи.
— Дышать немного тяжело, — призналась служанка.
Тогда Угорская слегка ослабила завязки. И вот, после слов девки, что все хорошо, стала ходить вокруг нее кругами, критически осматривая получившийся результат. Да еще и саму девушку подвела к большому ростовому зеркалу, которое стояло за ширмой.
Увиденное поразило Пелагею, как и заставило повысить ее градус смущения. Ткань вокруг талии подчеркивала стройность девушки и большую грудь. Чашечки — самый сложный элемент платья — были сшиты половинками и присоединены друг к другу, что заставило ее «подружек» сжаться, а не болтаться по сторонам. Глубокий вырез открывал вид на соблазнительную длинную ложбинку между них. Юбка доходила до середины бедер, открывая вид на красивые стройные ножки. Руки тоже оказались оголены, лишь плечи слегка прикрывались.