Проклятье. Я слишком много сказал.

— Я изучал передовые работы, — попытался я выкрутиться.

— Какие именно?

Молчание. Я понял — он загнал меня в угол. Каждый ответ ведет к новым вопросам, каждая уклончивость выдает ложь.

Идея начала формироваться. Медленно, но верно. Дать ему крошки. Намеки. Теории, которые звучат правдоподобно, но не содержат критичной информации. Предстать менее значимым, чем я есть. Не гением, а просто удачливым экспериментатором. Человеком, который случайно нашел несколько работающих решений, но не обладает системным знанием.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Спрашивайте. Но с условием. Вы не тронете мою семью.

— Разумное условие, — кивнул он. — Согласен. Если вы будете честны, ваша семья в безопасности.

Он слегка задумался.

— Итак. Источник ваших знаний. Откуда?

— Из… разных мест, — медленно начал я, тщательно подбирая слова. — Я действительно читал много. Трактаты, книги, заметки. Но не только это. Я… видел вещи. Во сне. Озарения. Образы.

— Видели? — он наклонился вперед. — Объясните.

— Иногда, когда я засыпаю, я вижу… картины. Механизмы. Как если бы кто-то показывал мне чертежи. Я просыпаюсь и пытаюсь воспроизвести то, что видел.

Ложь, наполовину правда. В какой-то степени так и было — я вспоминал знания из прошлой жизни, из другого мира.

— Сны, — повторил он задумчиво. — Интересно. И эти сны… они приходят регулярно?

— Нет. Иногда. Без системы.

— А вы можете вызывать их? Контролировать?

— Нет. Они приходят сами.

Он помолчал, обдумывая.

— И что вы видели в этих снах?

— Разное. Механизмы. Химические процессы. Медицинские процедуры. Не всегда понятно, не всегда полностью. Я беру то, что вижу, и пытаюсь адаптировать к реальности.

— Адаптировать, — он кивнул. — Значит, вы сами не понимаете полностью, как всё работает?

— Не всегда, — признал я. — Я знаю, что делать. Но не всегда знаю, почему это работает.

Это была правда. Я помнил технологии из будущего, но не всегда понимал физику и химию на уровне, достаточном для полного объяснения.

— Интересно, — он встал, начал ходить по комнате. — Значит, вы — не гений. Вы утверждаете, что вы — медиум. Проводник знаний, источник которых вам самому неизвестен.

— Можно и так сказать, — согласился я.

Он остановился, посмотрел на меня.

— А если эти сны прекратятся? Что тогда?

— Тогда я останусь с тем, что уже знаю. Ничего нового не будет.

— Значит, вы — ограниченный ресурс, — констатировал он. — Интересно.

Он вернулся за стол, сел.

— Хорошо. Допустим, я верю в ваши сны. Следующий вопрос: можете ли вы поделиться тем, что видели? Записать? Передать?

— Могу попытаться, — осторожно ответил я. — Но не всегда получается. Многое размыто, неполно.

— Попытаетесь, — твердо сказал он. — Вот что мы сделаем. Вы опишете мне всё, что помните из ваших «снов». Все механизмы, все процессы. В обмен я гарантирую вашу безопасность и безопасность вашей семьи.

— А если я откажусь?

— Тогда мои методы станут менее джентльменскими, — холодно ответил он. — Тогда мне придется применить методы, которые мне не нравятся. Но которые я использую, если необходимо.

Угроза повисла в воздухе, тяжелая, осязаемая.

— Пытки? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Не сразу, — спокойно ответил он. — Сначала — давление. У вас есть семья, Егор Андреевич. Жена. Маленький сын. Вы их любите, я полагаю?

Ярость вспыхнула, горячая и слепая.

— Тронете их — убью, — прорычал я, дергая руками. Веревки впились в запястья, но я не чувствовал боли.

— Тише, тише, — он поднял руку успокаивающе. — Никто не говорит о насилии. Просто… напоминание. Что у вас есть слабости. Точки давления. И если вы не готовы сотрудничать добровольно, мы найдем способы убедить вас.

Я тяжело дышал, глядя на него с ненавистью.

— Но, — продолжил он, — я предпочитаю цивилизованные методы. Разумный разговор. Взаимовыгодное сотрудничество. Поэтому давайте попробуем еще раз.

Я молчал, взвешивая. Дать ему часть информации? Или упорствовать?

Решение пришло быстро. Дать часть. Безопасную часть. То, что уже широко известно или скоро станет известно. Удовлетворить его аппетит, но не выдать критичного.

— Хорошо, — согласился я. — Я опишу. Но мне нужны бумага, перо, чернила.

— Будет, — кивнул он. — Но сначала расскажите устно. Что вы видели из медицины?

Я начал рассказывать. Осторожно, дозированно. О принципах антисептики — мытье рук, чистые инструменты. О наркозе — общий принцип, без точных формул. О хирургических техниках — базовые вещи, которые Ричард и так уже знал или мог вывести сам.

Он слушал внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы. Я отвечал, стараясь быть полезным, но не слишком.

Потом он перешел к технике. Спросил о пневматических двигателях. Я объяснил принцип — сжатый воздух, поршень, шатун. Базовая механика, известная еще с античности.

О пьезоэлектрическом эффекте. Я сказал, что некоторые кристаллы генерируют заряд при сжатии. Кварц — один из них. Не объяснял глубже — молекулярную структуру, поляризацию. Просто факт.

Он записывал, кивал.

Час шел за часом. Я говорил, он слушал. Усталость навалилась тяжелым грузом, но я держался.

Наконец он отложил перо.

— Достаточно на сегодня, — сказал он. — Вы были… относительно откровенны. Я ценю это.

— Отпустите меня?

— Еще нет, — покачал он головой. — Мне нужно проверить то, что вы сказали. Убедиться, что это не ложь. Если всё подтвердится — возможно, мы сможем договориться.

Он встал, направился к двери, подошел к ней, постучал.

— Уведите его. В сарай. И не кормить пока. Голод, как вы сами заметили, прочищает мозги.

Дверь распахнулась. Степаныч и Сенька вошли, подхватили меня под руки.

— Постойте, — сказал незнакомец.

Они замерли.

Он подошел ко мне вплотную. От него пахло дорогим одеколоном и… старой бумагой.

— Подумайте вот о чем, Егор Андреевич. Если вы не будете сотрудничать со мной, мне придется искать другие рычаги. Ваша жена… она ведь молода? И ребенок совсем кроха? Будет жаль, если они пострадают из-за вашего упрямства.

Я дернулся, пытаясь вырваться, ударить его головой, плюнуть в лицо. Но руки держали крепко.

— Уведите, — равнодушно бросил он.

Меня выволокли из комнаты, снова накинув мешок на голову. Тьма вернулась. Но теперь в этой тьме была цель.

Я знал, что он не отступит. И я знал, что должен молчать. Потому что если