Эх, красота эти каменные стены! Высоки, как водится — отвесны, сверху оснащены удобными зубцами и треугольными навесами (стрел в нем нынче торчит изрядно, а скоро и того больше будет), между которыми мы успели во многих местах укрепиться досками, прибавив стрелкам защиты, а могучие башни с обилием бойниц и великолепно удобными для артиллерийского огня площадками так и вовсе для врагов неприступны. По одной из двух пушечек мы с них сняли — татарва туда не шибко суется, пятка лучников в бойницах и одной пушки их отогнать хватает — для укрепления обороны стен. «Мертвые сектора» у нашей артиллерии имеются, и их удручающе много, но сначала степнякам с большими потерями придется их «нащупать», а потом мы переправим часть пушек на запасные позиции… И никакого беспокойства и лихорадочного перерезания набрасываемых татарвой веревок — каменной стене на это плевать с собственной высоты.

Что ж, все в порядке, а значит можно пойти подремать — ночка обещает выдаться тяжелой.

Первые признаки скорой мясорубки дозорные увидели под вечер, когда последние лучи покидающего рабочее место солнышка окрасили небо и мир под ним в нежно-розовые цвета. Над рощицами и вдали, за полями, к тонким, перистым облакам поднимались дымы очагов кочевников. Сами они принялись скапливаться в максимальной близости от зоны досягаемости пушек. Картечи, но не ядер — «предварительная работа» пушкарями велась как надо, вселяя татарве беспокойства, но одновременно заряжая в них желание отомстить и поскорее уже поскакать с сабелькой наголо на каменные стены, стрелы, кипящую смолу и картечь. Одно из ядер «спилило» источник ярких в закатных лучиках отблесков — какому-то «мурзе» или «оглу» не помог золоченый доспех. Окружавшие его кочевники были «разобраны» двумя соседними «пачками» татарвы — за спинами «штурмовиков» тоже кто-то важный поблескивал.

Готовились и мы, доукомплектовывая стены успевшими отдохнуть днем защитниками — все, кто пережил со мною тяжелую недельку, спят спокойно: привыкли и верят в победу — и пожарче раскочегаривая пламя под котлами со смолой да дегтем: они получше кипятка, и, в отличие от нас, монастырь запасами того и другого располагал солидными. Я урок извлек, и впредь буду набивать арсеналы всеми доступными средствами средневековой обороны.

Бодро шагая по боевой площадке «своего» сегмента стен — правый от ворот, по сути вся северо-восточная сторона от башни до башни — я громко толкал речь:

— Нищие безбожники решили срубить деньжат, обобрав нас до нитки и потребовав у Государя нашего выкуп за мою голову. Алчность затмила их косые глаза! Не видят они крепких стен, звонких пушек да удали защитников! Не видят они в алчности своей того, что руку дерзнули поднять не на рабов Божьих, а на Него Самого! Не убоимся числа врагов, братцы! Крепко встанем пред очи Самого Господа нашего, постоим за Веру Православную, людей Божьих да други своя! Здесь, на стенах монастыря, промеж нами стоит сам Господь, и да направит руки наши Его рука! Помолимся же о победе, братцы!

Над стеною полились слова молитвы, а безбожная татарва тем временем накопилась, и к воротам направилась уже знакомая тройка «парламентеров». Закончив с молитвой, я отправился туда, полюбоваться дипломатическим талантом батюшки игумена еще разок и может быть уговорить его с Данилой пальнуть-таки картечью по переговорщикам. Все равно на них только время впустую тратится.

Глава 25

Превращаемые порывистым ветром в шрапнель капли дождя били в лицо и сплошным потоком стекали по доспехам. Частично — внутрь, но разгоряченное битвой тело принимало холодные струи с благодарностью. Четвертый час штурма, и последние полчаса мы сражаемся под дождем. Судя по тому, как татарва зашевелилась с первыми каплями, враги полагали, что наше освещение погаснет, облегчив им работу, но долго «подъем морали» не продлился: мы же готовились, и добавили в пропитку львиной доли факелов немного зажигательной смеси «старого образца». Не настолько много, чтобы остаться без бомбочек, но достаточно для поддержания света по периметру свет.

Тяжело. Персонально мне тяжело — там, на горизонте, блестят молнии, и не будь уши заняты сечей, криками и пушечными выстрелами, мы бы услышали гром. Страшно мне — сбежать и спрятаться до конца грозы я себе позволить не могу, потому что люди мои не поймут. Еще во время первого прихода степняков боялся плохой погоды — почти невозможно одновременно обороняться и бороться с фобией. Пока еще ладно, но ветер, бес проклятый, грозовые облака прямо в нашу сторону гонит. А я, если что, с ног до головы в железо одет — сам себе громоотвод.

Сжав зубы, я отогнал ненужные сейчас мысли и ткнул острием бердыша в рожу лезущего на стену степняка. Завизжав и схватившись за выбитый глаз, враг рухнул вниз, унеся с собой лезущих вслед за собою. Отлично.

— Сталкивай! — призвал я ближайших соратников на помощь, и мы бердышами и рогатинами оттолкнули лестницу.

Упала она на головы ждущим очереди на подъем степнякам, но урона особо не нанесла: не настолько тяжелая, но следом полетела зажигательная бомбочка, состав которой, соприкоснувшись с валяющимся на земле у стены факелом, покрыла немножко врагов и землю под ними огненным слоем. Визги обожженных степняков можно не слушать — вместо этого смещаемся правее, откуда раздается особо громкая и напряженная русская речь: татарва лестницу установить там смогла, и теперь лезет. Нужно помочь.

Край глаза зацепился за одетый в наши, «ополченческие» доспехи, труп, разглядеть лицо которого не позволяла тень. Это хорошо, прости-Господи: вижу знакомое мертвое лицо, и сразу в голове всплывает компиляция моих взаимодействий с его носителем и социальные связи оного. Не настолько много у меня пока сотрудников, чтобы относиться к ним как к абстрактным «юнитам», и каждая потеря как ножом по сердцу. Да и станет ли когда-нибудь «настолько»? Это же не плановые сокращения «в связи с систематическим невыполнением KPI», это — совсем другое.

Здоровская штука этот бердыш — хошь коли им, как спину вот этого отмахивающегося сабелькой от парочки моих ополченцев (рукопашная — не самая сильная их сторона) здоровенного монгола, а хошь — руби, как голову этого, который уже зацепился руками