— Бобков уже долгое время находится в коме, — напомнил ему.

— Вы абсолютно правы, — кивнул Митрохин, не прекращая писать.

«На случай невозможности передачи копий Бобкову, Юрий Владимирович распорядился обратиться к… К кому из?.. Если уж бить, то на смерть…», — подумал Митрохин и вывел в объяснительной фамилию и должность человека, который якобы передавал ему приказы сначала Андропова, потом от Бобкова — и до того, как один умер, а второго хватил удар, и после этих прискорбных событий.

«Хитрая бестия», — подумал я, прежде чем сказать:

— Поставьте дату и подпись. До выяснения обстоятельств вы будете задержаны.

Даниил встал, положил перед Митрохиным протокол допроса.

— Прочтите, напишите «с моих слов записано верно, объяснительная, написанная мной собственноручно, прилагается», поставьте дату и подпись, — буднично произнес Даня.

Задержанный медленно и внимательно прочел протокол. Видимо на автомате поставил несколько запятых, которые пропустил мой сотрудник и неодобрительно глянув на Даню, произнес:

— Вам бы над пунктуацией поработать, молодой человек.

Наконец, подписал протокол, отбросил авторучку на стол и с вызовом посмотрел на меня. Я нажал кнопку, дверь открылась, в кабинет вошел прапорщик. Митрохина увели в камеру предварительного задержания. Я быстро вышел следом.

Решил пока не докладывать о чрезвычайном происшествии ни Удилову, ни, тем более, Цвигуну. То, как Митрохин попытался вывернуться из почти захлопнувшейся мышеловки, требовалось обдумать. Ситуация обострилась из-за его бессовестной лжи — действовать нужно быстро. И, в первую очередь, не затягивать с обыском на квартире Митрохина.

При обыске в обязательном порядке должен присутствовать следователь прокуратуры. Без него проводить следственные действия в отношении Митрохина мы не имели права. Любой дотошный адвокат в суде легко повернет такое нарушение в пользу своего клиента.

Прокурорский — пожилой, давно сотрудничающий с КГБ, человек, съел собаку на межведомственных интригах. Советник юстиции Арапов ждал меня в кабинете, о чем-то беседуя с Карповым и Соколовым.

Он был в штатском, прокурорских вообще редко видели в форме на выездах. Если бы дело касалось только внутреннего расследования, я бы не беспокоился. Но обыск в квартире — здесь действуют уже другие процессуальные нормы. А обыск был необходим.

Я поздоровался и тут же направился к вешалке за курткой. Следователь встал со стула.

— Ох, торопитесь вы, торопитесь… — вздохнул он, тем не менее, протянул мне ордер на обыск. — Человека задержали, сейчас квартиру обыщите. Понимаете же, что если ничего не найдем, я буду вынужден написать представление по поводу неправомерности ваших действий? Вы мне в течении сорока восьми часов должны предоставить неопровержимые доказательства вины гражданина Митрохина.

— Я вам их в течении сорока восьми минут предоставлю, Павел Львович, — ответил ему.

— «Я должен напомнить вам, что в прокуратуру постоянно поступают обращения граждан по поводу неправомерных действий и незаконных решений органов предварительного дознания Комитета государственной безопасности. И, более двадцати процентов подобных обращений признано обоснованными, с привлечением виновных лиц к дисциплинарной ответственности. Генеральный прокурор СССР, товарищ Руденко». — Следователь прокуратуры поднял вверх указательный палец и следующей фразой свел свой более чем непрозрачный намек к шутке:

— Это я по памяти цитирую. Но суть дела от этого не меняется.

— Для этого мы вас и пригласили, Павел Львович, чтобы вы не допустили неправомерных действий, — в тон ему ответил я, скомандовал своим:

— Ребята, по коням! — и быстрым шагом направился к выходу.

В Ясенево, где жил Митрохин, мы подъехали ровно через сорок восемь минут. Арапов посмотрел на часы и хмыкнул:

— Как в воду глядели. Со временем угадали, посмотрим, угадаете ли с доказательствами?

Я открыл дверь в подъезд и жестом пригласил его войти первым.

— Я внизу? На случай непредвиденных сюрпризов? — уточнил Соколов.

— Действуй, Андрей, — не стал возражать ему, хотя, какие могут быть сюрпризы, если в квартире только жена и страдающий полиомиелитом взрослый сын? Не на воровскую малину ведь приехали!

— Даня, пригласи понятых, — распорядился я, остановившись на площадке первого этажа.

Даниил подошел к соседней с квартирой Митрохина двери, позвонил. Никто не ответил.

— Дома нет, наверное, — Следователь прокуратуры хотел постучать в другую дверь и уже поднял руку, но дверь открылась раньше, чем он успел это сделать.

На площадку вышла матрона неопределенного возраста, в бигуди под шелковой косынкой и плюшевом халате. На ногах у нее вместо тапочек были обрезанные на манер калош валенки.

— Простите, я думала, сосед с работы вернулся, — извинилась она и хотела вернуться в квартиру, но следователь придержал ее за локоток одной рукой, а другой достал из кармана корочки и развернул перед женщиной.

— Следователь прокуратуры Арапов Павел Львович, — представился он. — А о каком соседе идет речь?

— Да вон, Васю жду, — она кивнула на дверь квартиры Митрохина. — Соседка у сына в больнице. Просила передать ключи…

— Маруся, кто там? — донеслось из глубины квартиры и за дородной дамой появился мужчина, высокий, широкоплечий, с крепким пивным животом. На нем был спортивный костюм синего цвета, с надписью СССР на груди и широкими белыми лампасами на штанинах.

— Подполковник в отставке, Широков Федор Иванович, — представился он. — В чем дело, товарищи?

— Прекрасно. Мария… — Арапов сделал паузу.

— Ильинична, — ответил за супругу Широков.

— Мария Ильинична, будьте добры, откройте двери квартиры Митрохина Василия Никитича. Также прошу вас обоих присутствовать при обыске в качестве понятых, — и Павел Львович протянул подполковнику Широкову ордер на обыск.

Соседка, охая и причитая на тему «такая хорошая семья, такой хороший человек», открыла дверь ключом.

Мы вошли. Запах тяжелый, какой бывает там, где постоянно находится больной человек. В одной комнате кровать, стол, заставленный лекарствами, инвалидная коляска возле стола. Полки с книгами, телевизор и большое окно, закрытое плотными занавесками. Зал обычный, стенка, ковер на полу и ковер на стене. Диван с одеялом, небрежно брошенным на спинку и большой подушкой. Рядом тапочки, судя по размеру — жены Митрохина. Размер тридцать седьмой, не больше. Тут же на кресле брошен домашний фланелевый халат.

Я сразу направился в третью комнату — спальню супругов Митрохиных. Здесь две кровати у стен, снова ковер на полу, ковры на стенах, шифоньер — все как у всех. Выбивались из стандартного интерьера большой двухтумбовый письменный стол, мощная настольная лампа на нем и набор луп, которому позавидует любой филателист. Тут же лежали стопки чистых школьных тетрадей в клетку.

Одна кровать заправлена ярким