какая разница? Перекантуюсь там, пока ремонт закончится.
— Садись, пиши объяснительную. Кто предложил комнату в коммуналке тоже укажи. Заодно ФИО трех дам не забудь написать.
— Ага, дам… — проворчал Соколов, усаживаясь за стол. — Там скорее «не дам» было. Это я про подругу. Про звуки разврата эта старая кошелка врет безбожно. Один раз девушка из отдела кадров в гости заглянула, всего на часок. Мы с ней встречаемся… Второй раз сестра проездом была. А третья — жена моего коллеги из Ростова. Она с ребенком была — приехали в больницу, остановились у меня, переночевали. Пацану лет шесть, ребенок шумный, живой. Сначала он попрыгал на кровати, потом я изображал лошадку, катал его. А потом мы еще с ним в футбол погоняли в комнате. Ну и рыбы из дома — батя передал — привезли. Рыбой я, кстати, с этой старой вешалкой по-соседски поделился.
— Вот все это изложи на бумаге, — я уже не мог сдерживаться и сохранять строгий вид, а потому, чтоб не рассмеяться, поспешил выйти из кабинета.
Глава 21
Уважаемые друзья! В силу некоторых непреодолимых обстоятельств дальнейшие главы будут публиковаться с немного сниженным уровнем редактуры (который все равно будет приличным, по сравнению с большинством книг сайта). Прошу вас, если заметите какие-то неточности или ошибки, не ругаться в комментариях, а писать мне в личку. Все, что будет возможно, обязательно поправлю.
С уважением, ваш Петр Алмазный.
Правильно говорят: «хуже нет, чем ждать да догонять». Я читал досье Митрохина и время от времени поглядывал на часы. Казалось, что стрелки совсем не движутся.
Едва дождался конца рабочего дня. К половине пятого Карпов привез протокол опроса Беспятовой. Сразу за ним появился Даня, отдал мне справку от психиатра и выписку из медицинской карты соседки капитана Соколова. Газиз вошел в мой кабинет минуты через три после них. Он положил на стол стопку фотографий, рядом поставил черный пластмассовый футляр с проявленной пленкой. Я быстро просмотрел фотографии, удовлетворенно хмыкнул. Исписанные мелким, но разборчивым почерком Митрохина мятые листы бумаги, даже на фото без труда можно прочесть то, что на них написано.
Насколько я помню по своей прошлой жизни, первые годы Митрохин опасался обыска. Копировал документы, стенографируя их. Использовал для этого собственную систему стенографирования, и выносил с Лубянки, забивая бумагой ботинки, специально купленные на два размера больше. Иногда его просили показать портфель, и он открывал его для досмотра, но никогда не обыскивали. Впрочем, как и остальных работников комитета, покидающих здание в конце рабочего дня.
Но потом, понимая, что никому нет до него дела, Митрохин расслабился и обнаглел. Уже спустя два года своей работы по перевозке архива в Ясенево, он выносил просто переписанные от руки копии. Забивал ими не только ботинки, но и все карманы.
Все, что он успевал скопировать, прятал у себя в квартире, в матрас. В субботу отправлялся на дачу в Подмосковье, чтобы перенести информацию с мятых черновиков на свежую бумагу. Летом обычно брал отпуск, и тогда он ехал в свой дом в деревне, которая находилась в Пензенской области, и только там, вдалеке от Москвы, перепечатывал все, что вынес из КГБ, на машинке.
Проходных на Лубянке было три. Пост на главном входе, и два — на выходах к Детскому миру и на улицу Мясницкую. На Мясницкой ждали автобусы, которые развозили работников технических служб по домам. Без пятнадцати пять с Соколовым, Карповым и Газизом вышли к проходной, той, что выходила на Мясницкую улицу.
— Газиз, все должно быть на фото, особенно то, что мы найдем в карманах Митрохина. Ты со мной на досмотр. Архив уже опечатали и вывезли?
— Да, — ответил Соколов. — Только что.
— Отлично. Карпов, на всякий случай встань за проходной. Соколов, ты встаешь в очередь сразу за Митрохиным. Надо, чтобы наш архивариус завибрировал. Сами понимаете, что первый допрос самый важный, — напомнил я и прошел в комнату досмотра, из которой прекрасно было видно все, что происходит на проходной. Абылгазиев прошел следом, не выпуская фотоаппарат из рук. Даниил уже был там, он расположился за столом, с бумагой и авторучками, и даже начал составлять шапку протокола досмотра.
Митрохин появился в пять часов десять минут, когда основной поток людей, покидающих здание КГБ, уже иссяк. Среднего роста, среднего телосложения, обычной внешности, в очках на носу — серенький сердитый человечек.
Он уверенно направился мимо прапорщиков.
— Откройте пожалуйста портфель, — попросили его.
Архивариус спокойно поставил портфель на стол, и нажал кнопку застежки. В объемном портфеле лежали купленные в буфете булочки, бутылка лимонада «Буратино», копченая курица, завернутая в серую бумагу, сквозь которую проступали темные маслянистые пятна.
— Купил в буфете, — счел нужным пояснить Митрохин. — Могу чеки предоставить.
— Пройдемте в комнату для досмотра, — предложил прапорщик.
Митрохин дернулся и попытался отвертеться.
— Ой, извините, что-то у меня живот прихватило, — довольно натурально простонал он, сморщился и слегка согнулся. — Наверное, курица несвежая. Я у вас пока портфельчик оставлю, и отлучусь в туалет — буквально на минуту.
Он развернулся, но тут же уткнулся в мощную грудь Соколова.
— Прошу прощения, — пробормотал архивариус, попытавшись обойти Андрея — не тут-то было.
Ростовский великан крепко взял его за локоть и вежливо повторил слова прапорщика:
— Пройдемте в комнату для досмотра. — и добавил зловещим тоном:
— Товар-р-рищ Мит-рр-рохин…
В комнату для досмотра Митрохин вошел на ватных ногах. Его лицо, и без того нездорового цвета, приобрело зеленоватый оттенок. Глаза бегали, руки тряслись.
Тут же появился Карпов с понятыми — взял двух проходящих мимо работников КГБ, которые шли с работы.
— Добрый вечер, Василий Никитич, — я показал архивариусу удостоверение и попросил:
— Будьте любезны, предъявите к досмотру все, что находится у вас в карманах.
— По какому праву вы собрались меня обыскивать? — попытался возразить «несун».
— Не переживайте, это формальная процедура, проходит в рамках внутреннего расследования, — сообщил я. — Пожалуйста, покажите, что у вас находится в карманах.
— Сигареты, — он достал из кармана мятую пачку сигарет «Прима», спички, носовой платок.
— Из другого кармана, — попросил я.
Вместо того, чтобы освободить второй карман драпового пальто, Митрохин сунул руку во внутренний карман пиджака и выложил на стол служебное удостоверение.
— Пожалуйста, — проворчал он и тут же выудил из кармана брюк ключи от машины.
«Этого хватит.