— Да, Газиз, ты тоже не спугни нашу крысу. Ни одной бумажки на столе не должно быть сдвинуто с места. Он подозрителен, просто до паранойи. Но ты вроде парень аккуратный, поэтому в кабинет идешь ты, а не капитан Соколов.

Кивнув ребятам, быстро пошел к лестнице на второй этаж, чтобы переговорить с Удиловым.

Вадим Николаевич находился в большом шумном кабинете среди своих аналитиков. Издали завидев меня, он приветливо улыбнулся и сразу подошел.

— Владимир Тимофеевич, слушаю вас…

Но я чуть замешкался, случайно «услышав» неподалеку чьи-то мысли. Один из аналитиков думал: «Что-то часто начали секретничать Удилов и назначенец Брежнева. Не зря говорят, что Медведев — глаза и уши Леонида Ильича в Комитете. И Удилов последнее время копает под Цвигуна… Похоже, что готовятся серьезные перемены».

Я оглянулся и внимательно посмотрел на единственного человека в этом кабинете, который был в форме. На погонах общевойскового кителя сияли две большие звезды. Подполковник Изотов, вспомнил я, Алексей Петрович. В «дурдоме Удилова» он казался инородным элементом. Я снова повернулся к Удилову и ответил на его вопрос:

— Вадим Николаевич, есть время для разговора со мной? Нужен ваш совет.

— Конечно, Владимир Тимофеевич. Сам хотел побеседовать с вами.

Мы прошли в его маленький стерильный кабинет. В очередной раз отметил идеальный порядок, царивший там, и пожалел, что не могу читать мысли Удилова. Да, он вполне лоялен ко мне, но, немного узнав Вадима Николаевича за эти годы, я не обольщался, что его лояльность вытекает из человеческих симпатий ко мне. Скорее, я просто идеально вписался в одну из его систем.

— Итак, случилось что-то, что предполагает ваш интерес как начальника УСБ к моей персоне? И это вас беспокоит?

Я усмехнулся: вот кто читает мысли? Он или я? Хотя аналитика — дело такое… если не знаешь логическую цепочку, которая легла в основу анализа, вывод кажется чудом. Вспомнить, к примеру, дедукцию Шерлока Холмса и то, как был шокирован первое время Ватсон. Но после объяснения Шерлока все становилось вполне очевидным. Так теперь и меня с Удиловым.

Усмехнувшись этим своим мыслям, я произнес:

— Вы, как всегда, зрите в корень, Вадим Николаевич.

Он кивнул, улыбнулся одними уголками губ.

Мне не было смысла тратить его время, да и свое тоже, на аппаратные игры. С Удиловым я мог говорить прямо:

— Что будет, если УСБ займется одним из ваших сотрудников? Какой вред от этого будет лично вам?

— Мне? Не сильно большой, если сигнал подтвердится и будет единичным. Максимум — выговор за утрату бдительности. Но если таких выговоров накопится прилично, то возможно понижение в должности. Если бы это случилось несколько лет назад, то меня могли бы убрать с любимой работы. А сейчас, учитывая возраст, могут досрочно отправить на пенсию. Но это тоже вряд ли.

— Почему «вряд ли»? — не спешил я пояснять свой предыдущий вопрос и надеясь, что Удилов поделится собственными соображениями и заодно сообщит что-то интересное. И не ошибся — следующим комментарием Вадим Николаевич снова угодил прямо в точку:

— Цели Цвигуна просчитываются на раз-два. У Семена Кузьмича сейчас двойственное положение. С одной стороны, он даже не член ЦК, и на ближайшем пленуме планируется его избрание. Точнее — будет избран в ЦК кто-то из силовых органов. Конкурент нашего Семена Кузьмича — Цинев. Ходят слухи, что Цвигун сильно болен. Если у него будут неприятности, или же он надолго сляжет, то я стану одним из кандидатов на место Председателя Комитета. Но вот на счет моих шансов в ЦК не знаю. Здесь все зависит от Леонида Ильича.

Было приятно, что Удилов делится со мной столь откровенными соображениями. Значит, действительно доверяет. Что до здоровья Цвигуна, я помнил еще из гуляевской реальности, что история там мутная. Поначалу Семен Кузьмич действительно болел раком легких, однако еще в 1971 году академик Михаил Перельман успешно его прооперировал и спустя десять лет на медицинском консилиуме заявлял коллегам, что рецидива нет и пациент не болеет раком. В январе восемьдесят второго Цвигун покончил жизнь самоубийством, якобы не смог выдержать боли и мучений. При этом в свидетельстве о смерти зафиксировали «сердечную недостаточность». В общем, история, мягко говоря, странная. Есть над чем подумать.

— Леонид Ильич всегда оправдывает ожидания старых друзей, — заметил я, поддерживая надежды Удилова. — Но я понимаю, Вадим Николаевич, что Семена Кузьмича беспокоит ваш быстрый карьерный рост…

— А вы думаете, ваш быстрый карьерный рост его не беспокоит? — Удилов сделал ударение на слове «ваш». — Но вряд ли он будет трогать любимца Генерального секретаря. Вы уж простите, Владимир Тимофеевич, я нисколько не умаляю ваших заслуг, только озвучиваю страхи многих наших начальников, причем теми же словами, какими пользуются они сами. И сейчас складывается ситуация тоже двойственная. С одной стороны, если вы что-то раскопаете на моих подчиненных, то проблемы будут у меня. А если вы ошибетесь — то у вас.

— И что же мы будем делать? — задал я вопрос в лоб.

— Вы ведь наверняка уже имеете идеи на сей счет и хотите что-то предложить? — слегка усмехнулся Удилов.

— Мне кажется, что пока имеет смысл поступить, как махровый бюрократ, и затянуть дело по формальным причинам, — я тоже усмехнулся. — В этом случае появляется дополнительное время для маневра.

— Вот видите, мне даже советовать вам ничего не надо, сами все знаете, — вполне удовлетворившись моим ответом, кивнул Удилов.

— Кстати, Вадим Николаевич, у меня еще один вопрос. А если у Цвигуна под носом завелся шпион, и он проморгал его, что в этом случае ожидает Цвигуна? У меня есть некоторые предположения, но хотелось бы услышать и ваши.

— Видите ли, Владимир Тимофеевич, с Цвигуном не все так просто. Семену Кузьмичу обычно все сходит с рук. Он просто переведет вину на неугодных ему людей. Подозреваю, что на Маркелова и Крючкова, раз в последнее время между ними возникло некоторое недопонимание. И заодно постарается замарать Цинева. Правда, свалить Георгия Карповича у Цвигуна не получится, но, как говорится, осадочек останется.

— Да, злейшие друзья — это серьезно, — не удержался я от сарказма. — Спасибо, Вадим Николаевич за содержательные ответы.

— И вам спасибо, Владимир Тимофеевич. За содержательные вопросы, — Удилов встал, подал мне руку.

Я пожал его сухую, крепкую ладонь и вышел. Посмотрел на часы. До обеда десять