тот, что подходил к замку квартиры; то выбирал из трёх коробок ту, где лежала туфелька невесты; наконец, с моей помощью, он сочинял на ходу четверостишие в честь Наташи. За каждую оплошность летели в «общак» монеты и конфеты, но настроение у всех от этого только поднималось.
И вот когда запасы откупа были почти исчерпаны, а Ваня уже изрядно вспотел, двери в квартиру, наконец, распахнулись. В дверном проёме, залитая светом из окна напротив, стояла Наташа. В простом белом платье, с белым веночком на голове и с фатой, которая струилась по спине. В руках она держала небольшой букетик полевых цветов.
Все замолчали. Даже самые бойкие подружки притихли. Ваня остановился на пороге как вкопанный. Всё его волнение, вся суета мгновенно ушли, растворились в одно мгновение, стоило ему увидеть свою будущую жену.
Он смотрел на неё с такой любовью и обожанием, что у меня самого подкатил к горлу ком. Что уж говорить о родителях Наташи, которые уже вовсю украдкой вытирали глаза и носы.
Ваня сделал шаг вперёд, потом ещё один.
— Наташ… — проговорил он севшим голосом. В ответ она улыбнулась ему, принимая из его рук букет цветов.
В этот момент Зиновий Гаврилович, отец Наташи, отвернулся к окну, делая вид, что поправляет занавеску. Но я успел заметить, как он смахнул ладонью что-то с щеки.
После этой трогательной сцены мы засобирались в ЗАГС или, как было принято их называть с 1964 года, во Дворец счастья. Находился он на улице Грибоедова в величественном здании бывшего особняка, которое выглядело очень внушительно.
Внутри нас встретила торжественная атмосфера. Высокие потолки, лепнина, зеркала в золочёных рамах, парадная лестница. Всё дышало историей и значимостью момента. Нас проводили в небольшой, но очень уютный зал с дубовыми панелями и огромным окном. За столом под алым покрывалом с гербом СССР нас ждала регистратор в элегантном синем костюме. Она приветливо нам улыбнулась, когда мы вошли.
Церемония сама по себе была недолгой. Прозвучали торжественные слова о создании новой ячейки социалистического общества, о долге, любви и верности. Ваня и Наташа, немного бледные, но с сияющими глазами, обменялись кольцами. И, наконец, прозвучало долгожданное: «Объявляю вас мужем и женой!» После этих слов зал взорвался аплодисментами и криками «Горько!»
После церемонии мы всей весёлой гурьбой высыпали на улицу, где нас ожидали машины. Молодых осыпали лепестками роз, рисом и мелко нарезанной бумагой. Кто-то кинул монеты и конфеты. Ещё несколько раз прокричали «Горько!» Ваня с Наташей улыбались и снова и снова целовались, пока фотограф усердно запечатлевал каждый момент.
Потом все уселись в машины, и наш небольшой кортеж отправился на прогулку по Москве, во время которой прошла фотосессия в парке. Фотограф щёлкал нас на свой фотоаппарат у фонтанов, на лавочках и рядом с машиной, на капоте которой на этот раз сидела кукла, одетая в белое свадебное платье. Я знал по опыту, эти чёрно-белые кадры будут бережно храниться в семейном альбоме долгие десятилетия.
Когда мы вдоволь нагулялись, а все положенные торжественному случаю снимки были сделаны, мы двинулись в обратный путь. Теперь уже к дому Вани, где нас ждал настоящий пир и весёлые танцы. А меня ждал ещё и разговор с отцом, который весь день, хоть и старался веселиться со всеми, но не всегда это у него получалось. Особенно когда он оставался наедине и думал, что его никто не видит.
Глава 19
Торжество удалось на славу. Мы пели песни, танцевали, произносили тосты и звенели бокалами. Магнитофон Кати прошёл своё первое боевое крещение. Он работал без устали, без единой осечки. А когда веселье достигло пика и всем захотелось, чтобы душа развернулась, а потом обратно завернулась, в дело пошла гитара и, ко всеобщему восторгу, гармонь дяди Бори.
Конкурсы, которые мы с Катей придумали, тоже не прошли без внимания. Их встретили на ура. Особенно всем понравился тот, где Ваня с Наташей с завязанными глазами кормили друг друга вареньем с ложки. Решено было увеличить количество участников. Поэтому к концу конкурса многие гости были перемазаны вареньем.
Я веселился со всеми, но краем глаза следил за отцом. Он сидел за столом, беседовал с гостями, поднимал тосты за молодых, но в его движениях сквозила некоторая скованность. Такое бывает у людей, когда они сильно погружены в какую-то проблему.
Расходиться начали под утро. Мы с отцом помогли Ване вернуть часть мебели на свои места и договорились, что зайдём ещё завтра, чтобы помочь с остальным. Наконец, пожелав молодым всех благ, мы отправились домой.
Мать, едва переступив порог квартиры, облегчённо выдохнула и скинула туфли. Потирая ноги, она устало проговорила:
— Всё, сил больше нет. Я спать пойду. Спокойной ночи, мужчины. — Сказав это, она отправилась готовиться ко сну. Ну а нас с отцом ждал разговор.
— Чайку? — негромко предложил отец, снимая пиджак и вешая его на крючок вешалки в прихожей.
— Давай, — кивнул я, проделывая то же самое.
Отец прошёл на кухню, включил свет и зашумел краном, наполняя эмалированный чайник. Я сел за стол, наблюдая за его движениями.Тикали ходики на стене, за окном медленно просыпалась Москва. Вскоре засвистел чайник, выбрасывая струйку пара.
Отец заварил чай в большом фаянсовом заварнике, достал из хлебницы половинку «кирпичика» чёрного хлеба, потянулся за баночкой варенья. Всё это он проделал молча, на автомате, продолжая обдумывать что-то своё.
Когда отец взял чайную ложечку и опустил в банку с вареньем, он вдруг застыл, задумчиво глядя на дело рук своих. Взгляд его, наконец, стал осмысленным, он посмотрел на меня и проговорил с лёгкой улыбкой:
— Это, наверное, лишнее после свадебного стола…
Я кивнул, соглашаясь. Еда сейчас была совершенно точно лишняя. Отец постучал ложечкой по горлышку банки, стряхивая остатки варенья, и принялся разливать чай по чашкам. Покончив с этим, он сел напротив меня и обхватил горячую чашку ладонями.
— Ну что ж, — начал он, сдвинув брови к переносице, — насчёт твоих записей в блокноте.
Я сделал обжигающий нёбо глоток и приготовился случать рассуждения отца.
— Ты там написал… много интересного, — отец сделал паузу, явно осторожничая, чтобы не сказать лишнего. — Правда, абстрактно, местами даже слишком фантастично, как мне показалось на первый взгляд. Но… — он поднял указательный палец вверх и посмотрел мне в глаза. — Но направление мыслей… очень любопытное. Я даже кое-что проверил, пока был в командировке. Набросал расчёты. Правда, они сырые пока. Нужно ещё телеметрию