— У себя? — спросил Иванова скорее для проформы, кивнув на дверь кабинета председателя КГБ. — Никого нет? А то ворвусь, а там совещание.

— Никого, — ответил помощник, — Вадим Николаевич ждет вас. Сказал, чтобы сразу прошли к нему, как появитесь.

Я нахмурился. Неужели уже доложили о поездке моих парней в военный архив? Скорее всего.

Вадим Николаевич, увидев меня в дверях, усмехнулся:

— Не прошло и полгода после нашей последней встречи.

— Работаем, Вадим Николаевич, подметки на ходу рвем, — тем же тоном ответил я.

— Подметки рвать не надо, работать надо системно. Что у вас, докладывайте, — Удилов указал на место за столом. — Предположу, что отыскали ответ на многие наши вопросы?

— К сожалению, не на все. Но вы правы, на многие, — я сел, положил папку на стол и медленно развязал тесемки.

— Итак, Мясникова Лариса Вениаминовна, после разбирательств с группой «Четвертый Рейх» была лишена брони. Затем, в июне сорок третьего года отправлена на Донбасс, в пятую ударную армию. Чуть позже, в составе санитарного батальона участвовала в Миусской операции. Во время контрнаступления немцев сдалась в плен, причем сделала это добровольно, чему есть свидетели. Дальше в инициативном порядке была направлена в Дабендорфскую школу под Берлином. Там себя показала с лучшей стороны. Закончив школу, стала ведущим пропагандистом в газете «Доброволец», писала под псевдонимами «Русская валькирия М-ва», «Простая русская женщина» и тому подобными.

— Так-так-так, — Удилов нахмурился. — Что-то похожее у нас сейчас в Брянске. Недавно из Брянска и Смоленска докладывали, они там плотно работают с коллаборантами.

— Да, Тонька-пулеметчица, если не ошибаюсь, она сейчас в лепеле и пока не арестована, — сказал я, вспомнив сериал «Мосгаз», который пересматривал два раза в свою бытность Владимиром Гуляевым. Фильм про Тоньку-пулеметчицу назывался «Палач» и Виктория Толстоганова просто потрясающе сыграла военную преступницу.

— А вы откуда информацию получаете, Владимир Тимофеевич? — кажется, мне снова удалось удивить Удилова.

— У нас свои источники, — отшутился я.

— Ну-ну, опять во сне приснилось? — Удилов улыбнулся, но в глазах его я увидел предупреждение и отметил, что последнее время Удилов стал относиться ко мне как-то иначе. Не то, чтобы с предубеждением, и не сказать, чтобы негативно, но…

Для себя решил не форсировать ситуацию. Не такой человек Удилов, чтобы держать камень за пазухой. Подожду, пока он сам решит поговорить со мной откровенно. Ответил, спокойно глядя ему в глаза:

— Нет, Вадим Николаевич, просто прекращаем работать в режиме пожарной команды. Вы правы, что системная работа приносит более высокие результаты, — я закрыл папку и протянул ее Удилову. — Буквально сегодня собрался провести совещание в отделе именно по этому поводу. Пока же, к сожалению, не успеваем погасить один очаг, как тут же полыхает в другом месте.

— На Белоярской АЭС вы погасили пожар прежде, чем он успел начаться, причем, едва ли не в буквальном смысле. Да, вот еще что, — Удилов нахмурился и спросил:

— Насколько меня информировали, вы больше интересовались Свердловском-19 в частности и вообще, НПО «Биопрепарат». — Удилов снова посмотрел на меня тем же, изучающе-тяжелым взглядом. — Учитывая ситуацию на Белоярской АЭС, я распорядился также усилить меры безопасности в биолаборатории на объекте Свердловск-19. Но все-таки хочу спросить, надо ли ждать провокаций еще и в этом направлении?

— Пока нет, но наблюдение за объектом я бы не стал ослаблять. И следует проверить всех специалистов и обслуживающий персонал объекта. Предчувствие нехорошее. — ответил на невысказанный вопрос, понимая, что к теме биологического оружия еще придется вернуться. — И по программе «Фолиант» тоже не самая приятная информация. Я бы рекомендовал проверить ГосНИИОХТ. В частности, систему безопасности и противодействия техническим разведкам. Если есть возможность, проверьте Мирзоянова. Уверен, его частные записи заинтересуют многих. Но вернемся к Свердловску-19.

Удилов слушал внимательно и смотрел на меня сейчас по-другому. Взгляд его стал несколько рассеянным, как это бывало, когда он «ворочал» в уме большие пласты информации.

— Собственно, я первоначально предполагал, что провокация возможна именно на объекте Свердловск-19, предположительно с подменой опытных образцов во время учений. Даже не знаю, почему изменил решение и поехал на АЭС. Интуиция. — я пожал плечами.

— Что ж, Мирзоянова проверим. Тихо и не поднимая шума. Если выяснится, что информация высочайшего уровня секретности покинула стены института, примем меры. Выяснять, откуда вы узнали такие подробности, так понимаю, бессмысленно? — он снова смотрел на меня взглядом, в котором читался вопрос: «Кто же ты такой, Владимир Медведев?».

Я поспешил сменить тему:

— Что будем делать с псевдо-Боннэр? Или Мясниковой, если уж называть всех своими именами. — я сделал небольшую паузу и добавил:

— И выяснить, что случилось с настоящей Еленой Боннэр тоже надо. Во время визита к ее матери мне показалось, что Руфь Григорьевна уверена в смерти дочери. Первый муж Елены Боннэр тоже подтверждает, что перемены в поведении и характере его супруги появились после поездки в Ирак. — я не стал говорить о детях настоящей Боннэр, которые приняли чужую женщину, польстившись на материальные блага. — Но мать прямо заявила, что ей приказал молчать Микоян, угрожая карательной психиатрией. И этот вопрос я не могу поднимать без вашей санкции, поскольку он лежит в области большой политики. И потом, у меня сложилось впечатление, что он помогал чисто по человечески, как жене своего друга детства и его дочери.

— Вы правы. С Микояном разговаривать не вам… и не мне… — Вадим Николаевич задумался, всего на миг, и тут же приказал:

— Мясникову арестовать. Немедленно. Доказательств, я думаю, достаточно. Остальное в процессе выяснится. Передайте дело в следственное управление, дальше уже работа прокуратуры.

— На фоне последних событий и заявлений Сахарова хорошо бы сделать показательный суд, — заметил я. — Тем более, с такой доказательной базой. Думаю, не составит труда выяснить ее судьбу