город и прилегающие к нему волости. Литтенбрант, конечно, недалеко, но из сельского джентльмена следователь неважный. Ленивый он.
Дождавшись, пока коллежский регистратор сел, спросил:
— Первый вопрос — вы сами ко мне попросились или приказ начальства исполняете?
— Иван Александрович, я давно уже хочу стать судебным следователем. Таким, как вы. И прошение написал, только Николай Викентьевич его подписывать не стал. Сказал — поступаете в распоряжение судебного следователя по особо важным делам господина Чернавского, а там посмотрим.
— Образование, насколько я знаю — Александровское техническое училище?
— Не-а… Я реальное заканчивал, — отозвался парень. — После Александровского бы пришлось три года без чина ходить.
Что ж, это даже и лучше. Среднее образование у парня есть, основу законодательства знает — все-таки, два года приставом служит. А все остальное приложится.
Возможно, стану выглядеть занудой в глазах юнца, но лучше уж прямо скажу.
— Павел Петрович — следующее правило. Если ваш ответ отрицательный — лучше вам сказать — никак нет или, просто — нет. Мы, пусть и не военизированная организация, как полиция, но все равно — отвечать должны четко и правильно, а говорить грамотно. По крайней мере — спохватился я — тот еще грамотей, — стараться говорить грамотно.
Решив, что на сегодня воспитательной работы хватит, перешел к насущным вопросам.
— Павел Петрович, что вам известно об убийстве?
— Так, а чего там известно-то? Зинаиду Красильникову зарезали, вот и все, что я знаю. Убийцу не задержали и, наверное, никогда не разыщут.
Есть некоторые элементы ответа, к которым можно попридираться, но не стану. Но хорошо, что Знаменский не говорит, как прочие — дескать, уж вы-то. Иван Александрович, убийцу отыщете. Надеюсь, что отыщу, а может и нет.
Посмотрев на румяные щеки парня, покрытые нежным пушком, решил, что о бритве с ним советоваться не стоит. Займем человека чем-то другим. Чем бы его озадачить? Ага.
— Детали убийства вы узнаете в процессе расследования, — веско сказал я. — Пока могу сказать, что это мужчина. Кого могла бы впустить одинокая — но приличная, женщина к себе домой?
— Может, разносчика какого, если одна живет и деньги водятся. А у Красильниковой они точно водились — папаша ейный… — принялся рассуждать Знаменский.
— Павел Петрович, не папаша ейный — а ее отец, — прервал я своего помощника. Поморщившись, спросил: — В реальном училище грамотно говорить не учили?
— Учили, — вздохнул юноша. — Но я, последние два года, все больше с мужиками разговоры веду. Вот, и сам начал по-ихнему разговаривать. У нас ведь так, у судебных приставов…
Встрепенувшись, Знаменский принялся рассказывать о своей нелегкой доле:
— Едешь куда-то, за штрафом, или в счет долгов имущество изымать, если суд решил, а там на тебя смотрят, как на зверя. Бабы ревут, мужики, чуть ли не с колом встречают. Водички попить попросишь — не дадут. Это следователи — аристократы.
Он что, вместо того, чтобы принять замечания решил меня разжалобить или устыдить? Дескать — вот, через что мне пришлось пройти, пока вы тут бумажки перебираете. Щаз, расчуйствуюсь. У меня же сложилось мнение, что судебные приставы сидят в своем кабинете, чай пьют, а иной раз убивают время за картами. Ну, с какой стороны смотреть — у каждого своя правда.
— Павел Петрович, а вас кто-то неволил идти в судебные приставы? — поинтересовался я. — Могли бы в технологический институт поступить, или еще куда-то. А то и в приказчики податься. Или — вольноопределяющимся на воинскую службу, офицерские погоны бы выслужили. Или в полицию — канцеляристом бы взяли, а там, со временем, в приставы или надзиратели. Похлопотать?
— Нет, Иван Александрович, я следователем хочу стать.
— А если следователем — то к замечаниям относитесь спокойно, — заметил я. — Помните, что в нашей профессии постоянно учиться нужно. Сам всю жизнь учусь, это нормально. Ничего страшного, если вас кто-то поправит. — Подумав, решил душой не кривить: — У меня, например, имелись, да и сейчас имеются проблемы с правописанием. И яти с буквой е путаю, и твердый знак забываю ставить. Если меня старшие коллеги поправляют — всегда говорю спасибо.
— Вы яти путаете? — слегка обалдел парень. — А мы слова заучивали, чтобы помнить, где ять ставить.
— Вот и молодцы, — похвалил я реалистов. — Теперь вернемся к убийству. Так кого еще могла впустить Зинаида Дмитриевна? Или — кто мог зайти в дом с улицы, чтобы никто худого не заподозрил? Слуга, это понятно. А кто еще?
— Может, почтальон? — предположил Знаменский.
— Совершенно верно, — кивнул я и похвалил парня. — Мысль ваша идет в правильном направлении. Стало быть, ваша первая задача — сходить на почтамт, выяснить — кто из почтальонов обслуживает адрес, по которому проживала Красильникова.
— И допросить? — заинтересовался парень.
— Можно пока не допрашивать, только узнать — когда он последний раз видел Зинаиду Дмитриевну? Уточнить — когда он почту приносит в ее дом и прочее. Допросить мы его всегда успеем.
Разумеется, допрашивать нужно сразу. Но сумеет ли парень грамотно провести допрос? Впрочем, пусть тренируется. А вдруг и на самом деле почтальон замешан? Первоначальные показания могут пригодится потом.
— Если есть желание — допросите, хуже не будет. Образчик допроса у нашего управляющего канцелярий возьмите, у него старые дела лежат. Не забудьте папкой обзавестись, бумагу взять. Запишете только то, что по существу. Пусть скажет — где он находился с семнадцати часов вечера и до утра. Запугивать или требовать, чтобы сознался в убийстве не нужно.
В детективах, как правило, следователь задавал следующий вопрос — а где вы находились в момент убийства? А если подозреваемый отвечал — мол, в момент убийства я находился там-то, тут-то его и ловили на слове.
Но мы такие вопросы задавать не станем. Весь городок знает — когда случилось убийство.
— Допрошу, — пообещал Знаменский, поднимаясь со стула. — А папка у меня своя имеется.
— Павел Петрович, это еще не все, — остановил я резвого юношу. — Пойдете в приемную, попросите заодно, чтобы Игорь Иванович написал официальный запрос на имя почтмейстера, чтобы они составили нам реестр всех денежных переводов, которые осуществляла покойная госпожа Красильникова. Без бумажки почтмейстер может и заартачится.
Посмотрев на часы, ахнул. До совещания осталось двадцать минут. Добежать до исправника успею, а вот осмотреть вещдоки уже нет.
В кабинет исправника явился без опозданий, даже с минутой в запасе. А там, кроме самого Василия Яковлевича, был еще коллежский регистратор Савушкин, а с краю стола пристроился канцелярист. Правильно — кто станет протокол совещания вести?
Конечно, про протокол я погорячился, но запись вести нужно. Не самому же исправнику это делать?
Как я понял, в последнее