— Вот тут я сам могу вам помочь, — сказал Лентовский. — Я с Зинаидой давно знаком. Родителей ее помню. И в гостях вместе с супругой бывал. У Зинаиды, из украшений были только сережки — с крупным жемчугом. От матери достались. Покойный Дмитрий Степанович был человеком крутого нрава. Даже не знаю, как мой тесть с ним и ладил? Красильников считал, что всякие украшения — это лишнее. У супруги, кроме обручального кольца ничего не было. Да, еще сережки с жемчугом — так они еще из приданого. А потом, как Дмитрий Степанович умер, Зина ничего себе и не покупала — мол, зачем?

Значит, здесь тоже швах. Ладно, будем деньги искать. А для начала нужно уточнить — а сколько имелось денег?

— Николай Викентьевич, давайте сделаем так, — предложил я. — Мы соберемся вчетвером — вы с супругой, ваш тесть и я. Поговорим, а потом, на основании беседы, я подготовлю протоколы допросов.

— А тесть зачем? — поинтересовался Лентовский. — Думаете, он сможет пролить свет на убийство?

— Сможет, нет ли, пока не знаю. Но у Зинаиды Дмитриевны я обнаружил векселя, выписанные Иваном Андреевичем.

— Векселя? — удивился председатель суда. — Про векселя мне ничего неизвестно. Впрочем, — пожал Николай Викентьевич плечами, — мы с моим тестем сразу договорились — он не пытается влиять на суд, а я никогда не вмешиваюсь в его дела, не буду надавливать на его партнеров.

— Еще мне понадобятся точные цифры — сколько Иван Андреевич выдал наличных дочери своего компаньона, нужно допросить приказчиков, которые всем эти занимались.

Его Превосходительство призадумался, нервно побарабанил пальцами по столу, потом сказал:

— Я сегодня же зайду к тестю, приглашу его завтра на ужин… Нет, лучше на послезавтра. Иван Андреевич человек занятой, сразу рушить его планы не стоит. Пусть он зайдет послезавтра. Вам удобно, если послезавтра? Или завтра?

Я тоже призадумался. Конечно, лучше бы отца и дочь допросить завтра, чтобы быстрее, но завтра я не знаю, что у нас «вырисуется». Не исключено, что полиция что-то выяснит, придется работать с ними. Или — убийца придется и напишет явку с повинной. А Иван Андреевич и Мария Ивановна точно, что преступника не покажут.

— Вполне, — кивнул я. — Я и сам собирался назначить встречу на послезавтра. Завтра, думаю, будет трудный день. Станем планировать операцию, бегать по городу, искать свидетелей. Но лучше, чтобы допрос был не во время ужина.

— Да, вы правы. Удобнее назначить встречу часов на пять вечера, — пришел к выводу Лентовский, а потом спросил: — Вы уже знаете, кто последним видел Зинаиду Дмитриевну живой? Разумеется — за исключением убийцы.

— Пока, получается, что кухарка, — сообщил я. — Но она ничего не видела, потому что уходила на вечернюю службу. Есть еще нянька, но та…

— Да, про няньку я знаю, — кивнул Лентовский. Посмотрев на меня, спросил: — Иван Александрович, разрешите, я задам вам вопрос? Вероятно, председателю суда не стоит задавать такие вопросы своему подчиненному, тем более, если он следователь. Но дело касается моей жены, а Марию ни разу не допрашивали.

— Николай Викентьевич, я весь во внимании.

Еще бы. Я был настолько заинтригован, что забыл даже про бурчащее брюхо.

— Подскажите, как ей себя вести? Понимаю — она должна говорить правду и только правду. Но нет ли каких-то определенных правил?

Вот тебе раз. Это что же, я должен учить судью, как должна вести себя на допросе его жена? Во время судебных заседаний он столько допросов провел, а уж столько слышал — что мне и не снилось. Что ж, спишем на растерянность и на привязанность к супруге.

— Николай Викентьевич, существует простое правило, — начал разъяснять я. — Им пользуются и преступники, и те свидетели, которые предпочитают сохранять осторожность — не желают сказать что-то лишнее. Ваша супруга должна честно отвечать на все мои вопросы, но при этом ей не стоить рассказывать о том, что не имеет отношения к делу.

— То есть, как на процессе: вопрос-ответ? — деловито уточнил Лентовский.

Я, по правде говоря, имел в виду нечто иное, но пусть так и будет.

Раскланявшись, я вышел из кабинета, пулей пронесся по лестнице, задержался на миг, чтобы попрощаться с ветераном, и почесал вперед, мечтая о наваристой миске щей. Или борща. Или — чего угодно, только бы было вкусно. Нет — пусть только съедобно.

Только выскочил от торговой площади на проспект, как услышал:

— Иван Александрович, простите великодушно. Хотел с вами посоветоваться. Еще раз прошу прощения, что задерживаю.

Господин окружной прокурор! Да что б тебе пусто было!

Какое-то время мы шли молча, но скоро я не выдержал:

— Эмиль Эмильевич, вы сказали, что желаете со мной посоветоваться? Право слово — кушать хочу, умираю.

Книсмиц тяжко вздохнул, потом спросил:

— Вот, скажите, что делать, ежели человек любит, но он при этом женат?

Ничего себе! Нашел кого спрашивать.

— А он, этот человек, на самом деле любит, или ему просто кажется? — поинтересовался я. — Все-таки, бывает любовь, а бывает влюбленность. Вы уверены, что вы — то есть, тот человек, действительно любит?

— Уверен.

— Эмиль Эмильевич, у вас же не так давно был роман с замужней женщиной, — осторожно начал я, но Книсмиц меня перебил:

— Так я про нее и говорю.

Интересно. Что, пошли на новый круг? Или Книсмиц позабыл, что его уже обвиняли в мошенничестве? Ладно, что жалобу титулярного советника разбирал сынок товарища министра, поэтому скандал удалось замять.

— А разве Ольга… не помню отчества, не отбыла вместе с мужем в Туруханск? Или в Якутск? Я же лично просил батюшку, чтобы тот устроил судьбу титулярного советника Карандышева.

— А ваш батюшка и устроил. Роман Викторович счастлив — недавно коллежского асессора получил, назначен начальником землеустротельной канцелярии при Тобольском губернаторе. Через три года надворного советника получит.

— А что супруга? Решила не ехать с ним? — удивился я. Насколько помню, Карандышев говорил, что чин ему нужен именно из-за любимой жены. Правда, как можно любить жену и сдавать ее напрокат ради новых петличек?

— Нет, почему же? Она с ним поехала, но он пожелал развода. Мол — супруга в браке была ему неверна. Ольга Павловна, разумеется, очень обиделась, согласилась дать мужу развод. Написала мне, а я предложил — дескать, приезжай, станем жить вместе. Ей, если она признала себя изменщицей, замуж выходить не разрешат, а меня с супругой никто не разведет.

— И что она?

— А что она? — хмыкнул Книсмиц. — Согласилась. Все бумаги Ольга Павловна подписала, но развод — дело длинное. Покамест муж дал ей разрешение на отдельное проживание. Но из Тобольска до Череповца добираться