— Я… я согласен, — прохрипел он. — Я все понял, Андрей Петрович.

— Рад, что мы нашли общий язык, — я хлопнул его по плечу, и он вздрогнул от этого панибратского жеста.

Он кивнул, как болванчик, и, не говоря больше ни слова, развернулся и почти бегом пошел к своей лошади. Он уходил с моего прииска совершенно другим человеком. Сломленным, напуганным, но, что самое главное, — моим. Поневоле. Он еще не знал этого, но с этой минуты он из врага превратился в моего агента в стане Рябова.

* * *

Я закончил свой рассказ. В конторе стояла тишина. Игнат, Степан и Елизар смотрели на меня, и в их взглядах было что-то новое. Не просто уважение. А почти суеверный страх.

— Так вот оно что… — первым выдохнул Степан. — Господи… Да вы, Андрей Петрович… вы же Дьявол. Вы его не просто напугали. Вы его завербовали.

— Я просто показал ему, что бывает, когда маленькая собачка пытается укусить за ногу слона, — ответил я. — Аникеев нам больше не враг. По крайней мере, не открытый. Он теперь будет бояться меня больше, чем Рябова. Но это не значит, что мы в безопасности.

Я посмотрел на Игната.

— Рябов теперь знает, что прямой атакой нас не взять. Он знает, что у нас есть зубы. И он знает, что Аникеев ему больше не помощник. Что он будет делать?

— Он будет действовать хитрее, — глухо ответил Игнат. — Нападет там, где мы не ждем. На дороге, когда мы повезем золото. Попытается подкупить моих людей. Отравить воду в ручье. Подошлет убийцу. Он будет бить исподтишка.

— Вот именно, — кивнул я. — Эта отсрочка, которую мы выиграли, — самое ценное, что у нас есть. И мы должны использовать ее до последней минуты. Игнат, твои люди. С сегодняшнего дня они не просто охрана. Они — разведка. Я хочу знать о каждом шаге Рябова. О каждом, кого он нанимает. О каждом слове, сказанном в его кабаке. Степан, твои связи в городе. Нам нужны уши в губернской канцелярии. Кто приезжает, какие бумаги ходят. Елизар, ты и Фома — наши глаза в лесу. Ни одна мышь не должна проскользнуть к нам незамеченной.

Я встал и подошел к карте ближайших окрестностей «Лисьего хвоста», висевшей на стене, которую Степан схематически набросал.

— Мы выиграли время. И мы потратим его на то, чтобы стать еще сильнее. Мы достроим казарму. Мы начнем переплавлять песок в слитки, чтобы его было удобнее хранить и перевозить. Мы будем работать. И богатеть. Потому что в этой войне победит не тот, кто хитрее или сильнее. А тот, у кого окажется больше денег, чтобы нанять своих солдат и купить своих чиновников.

Я обернулся к ним. Мой военный совет. Солдат, писарь и таежник.

— Война не окончена, — сказал я тихо. — Она только начинается.

Когда мы вышли из конторы, нас встретила оглушительная тишина. Ликование схлынуло, уступив место выжиданию. Мои артельщики, мои работяги, стояли группами, переговариваясь вполголоса. Они видели, как уходят враги, но не понимали, что это было. Победа? Или просто передышка?

Я вышел на крыльцо и обвел их всех взглядом. Двадцать пар глаз, полных надежды и страха, уставились на меня. Я видел лица тех, кто пришел ко мне первым, — Семёна, Тимохи, Петрухи. Видел Егора и Михея. Видел Марфу, прижимавшую к себе внучку. Они все поставили на меня. Свои жизни, свое будущее. И сегодня я не подвел их.

— Ну что, артель, притихли? — крикнул я, и мой голос прозвучал громко и уверенно. — Гостей проводили, пора и честь знать!

По рядам прошел неуверенный смешок.

— Сегодня мы не просто отбились от бандитов, — продолжал я, и голос мой крепчал. — Сегодня мы не просто прогнали чиновника. Сегодня мы с вами доказали, что мы — не стадо овец, которое можно резать, когда вздумается! Мы — артель! Мы — сила! Мы стоим на своей земле, и мы заставили законников эту землю уважать!

— Ура-а-а! — неуверенно крикнул кто-то, но его поддержали. Сначала один, потом второй, и вот уже вся поляна взорвалась ревом. Но я поднял руку, призывая к тишине.

— За эту победу, за вашу смелость и стойкость, я объявляю сегодняшний день выходным!

Новый взрыв восторга, еще более громкий.

— Работы сегодня не будет! — кричал я, перекрывая шум. — Шлюз молчит, топоры в сторону! Сегодня мы празднуем! Марфа, матушка! Тащи из закромов все, что есть! Мясо, муку, все самое лучшее! Сегодня у нас будет пир!

Женщина всплеснула руками, но лицо ее расплылось в счастливой улыбке.

— И еще! — я выждал, пока гул немного стихнет. — За сегодняшний день, за то, что стояли как скала, каждый из вас, от старателя до поварихи, получает премию! По полтине серебром на брата!

Если бы я объявил, что с неба сейчас посыплются золотые монеты, эффект был бы слабее. Полтина! За один день! За то, что просто стояли! Это были немыслимые деньги. Это было чудо.

Они обезумели. Они орали, подбрасывали в воздух шапки, обнимались. Петруха, забыв про свою больную ногу, скакал на одной здоровой, размахивая палкой. Я не просто дал им работу и еду. Я дал им нечто большее — чувство собственного достоинства. Я показал им, что они, простые мужики, могут победить всесильных господ.

Когда эмоции немного стихли, ко мне подошел Игнат.

— Командир, — глухо сказал он, и в его глазах, обычно холодных, как лед, я увидел что-то теплое. Что-то похожее на восхищение. — Вы — прирожденный полководец. Я служил под началом многих, но такого не видел. Вы выиграли битву, не пролив ни капли крови.

— Кровь еще прольется, Игнат, — тихо ответил я, глядя на ликующую толпу. — Но сегодня они заслужили этот праздник. Они должны почувствовать вкус победы. Чтобы завтра, когда снова придется драться, они помнили, за что сражаются.

Он ничего не ответил. Просто протянул мне свою широкую, мозолистую ладонь. Я крепко пожал ее. И в этом простом, мужском рукопожатии было все: признание, верность, клятва. Он больше не был просто наемником, исполняющим приказ. Он стал моим