— Так о чем вы говорили когда остались наедине? — снова спросил Игнат.

Глава 17

Я обвел взглядом ликующую толпу, потом перевел взгляд на Игната, на подошедших Степана и Елизара.

— То, что вы видели, — я кивнул на поляну, — это был спектакль. Для них, — я махнул в сторону леса, — и для наших. Чтобы поднять дух. А настоящая битва, Игнат, произошла не здесь. Она длилась всего две минуты. Без свидетелей.

Я видел, как они напряглись, пытаясь понять.

— Пойдемте, — я повел их в контору, подальше от праздничного шума. — Я расскажу вам, как на самом деле закончилась эта инспекция.

* * *

Аникеев, с лицом цвета мокрой глины, протягивал мне на подпись свой жалкий акт. Его рука дрожала. Хромой и его банда, получив приказ от своего второго начальника, Арсения Семеновича, стояли с краю леса, бросая на нас злобные, бессильные взгляды. Комедия подходила к концу.

Я взял бумагу, пробежал ее глазами. Канцелярская чушь. Процедурные недочеты. Явиться в контору. Пустота. Я поставил свою подпись.

— Всего доброго, господа, — сказал я с той самой издевательской любезностью, которая, я знал, резала их хуже ножа. — Заходите еще.

Аникеев, не глядя на меня, развернулся, чтобы уйти. Урядник, как верный пес, засеменил за ним. Вот он, момент.

— Господин Аникеев, — окликнул я его. Мой тон изменился. Из него исчезла всякая любезность, остался только холодный металл. — Задержитесь на пару слов. Без свидетелей.

Он замер, будто налетел на невидимую стену. Медленно обернулся. Урядник и Арсений Семенович тоже остановились.

— Это касается только вас, Павел Игнатьевич, — добавил я, глядя ему прямо в глаза. — Конфиденциально.

Это слово, «конфиденциально», было ключом. Оно обещало либо угрозу, либо сделку. Исключительно для него. Арсений Семенович, поняв, что его здесь быть не должно, чуть заметно кивнул и, взяв под локоть упирающегося урядника, повел его к лошадям.

Мы остались с Аникеевым одни посреди поляны. Мои волки все еще стояли на своих позициях. Мои артельщики молча ждали у сруба. Тишина давила.

— Что вам еще угодно, Воронов? — прошипел он. Маска представителя власти слетела, обнажив озлобленное, перепуганное лицо мелкого хищника.

— Пойдемте, пройдемся, — я указал в сторону ручья. — Негоже нам на виду у всех секретничать.

Мы отошли от лагеря. Шум воды заглушал наши голоса. Я остановился и повернулся к нему.

— Ну, что, Павел Игнатьевич, — сказал я уже совсем другим тоном. Жестким, деловым, без тени заискивания. — Спектакль окончен. Давайте поговорим как взрослые люди.

Он вздрогнул от этой перемены. Он смотрел на меня, и я видел, как в его глазах страх борется с ненавистью.

— Я не понимаю, о чем вы…

— Все вы прекрасно понимаете, — оборвал я его. — Вы пришли сюда не с инспекцией. Вы пришли сюда с бандитами, чтобы убить меня и забрать мое золото. Вы, представитель государевой власти, вступили в сговор с купцом Рябовым, чтобы совершить грабеж и убийство. Я все правильно излагаю?

Он побледнел еще сильнее и попытался было возмутиться, но я не дал ему и слова сказать.

— Молчать, — рявкнул я тихо, но так, что он съежился. — Теперь говорю я. Вы думали, я — жалкий погорелец, которого можно раздавить, как клопа. Вы ошиблись. Вы думали, что ваша бумажка — это непробиваемая броня. Вы снова ошиблись. Вы думали, что ваши покровители в лице Рябова — это сила. И здесь вы жестко просчитались.

Я сделал шаг к нему, и он инстинктивно отшатнулся.

— Я знаю, зачем вы пришли, господин Аникеев. И вы знаете, что я знаю. Но есть кое-что, чего вы не знаете. Про моих покровителей в Петербурге я не солгал. И граф Гурьев — это не самая крупная фигура, с которой я имею дела. И отчет, который готовит мой человек, — я кивнул в сторону Степана, который остался у сруба, — он действительно уйдет в столицу.

Я лгал. Нагло, вдохновенно, глядя ему прямо в перепуганные глаза. Я строил воздушный замок, но фундамент у него был железный — его собственный страх.

— И я вот думаю, Павел Игнатьевич, — я сделал вид, что размышляю, — что же мне написать в сопроводительном письме к этому отчету? Может, стоит упомянуть, как на Урале местные чиновники душат прогрессивные начинания? Как они, вместо того чтобы способствовать пополнению казны, вступают в сговор с местными воротилами и пытаются отжать перспективные предприятия? Как они используют свое служебное положение для организации вооруженных налетов? Как вы думаете, как на это посмотрят в Петербурге?

Он молчал. Он просто стоял и тяжело дышал, глядя на меня с ужасом. Он видел не меня. Он видел перед собой призрак генерал-губернатора, следственной комиссии, кандалов и долгой дороги в Сибирь.

— Но я человек не злой, Павел Игнатьевич, — я снова сменил тон, сделав его почти дружелюбным. — Я понимаю. Место у вас хлебное, но нервное. Долги, соблазны… Все мы люди. Поэтому я готов пойти вам навстречу.

Он поднял на меня взгляд, в котором мелькнула слабая, отчаянная надежда.

— Давайте договоримся, — сказал я, глядя ему в глаза. — Вы забываете о существовании участка «Лисий хвост». Для вас его больше нет. Вы теряете все мои бумаги, все предписания, все отчеты. Вы никогда здесь не были. А я, в свою очередь, в своем отчете в столицу пишу, что местная администрация в вашем лице оказала мне полное содействие. Что вы — прогрессивный, дальновидный чиновник, радеющий о благе Отечества. И может быть, мои покровители даже отметят ваше рвение. Похлопочут о вашем повышении. Или о переводе. В место поспокойнее.

Это был не кнут. Это был пряник. Маленький, призрачный, но такой желанный для его мелкой, тщеславной души. Я не просто угрожал ему. Я предлагал ему выход. Этими словами я давал ему шанс не просто спасти свою шкуру, но и извлечь из своего поражения выгоду.

Он смотрел на меня, и я видел, как в его мозгу идет лихорадочная работа. Он взвешивал. На одной чаше весов — Рябов. Злой, могущественный, но понятный. Местный царек, который