Однако чуть было и не пропустил я тот момент, что сам боярин Матвеев спрашивает у меня. Впрочем, пора бы уже перестать удивляться, да больше действовать. За ровню меня не примут, а ситуативно, теперь — я их потенциальный спаситель.

— Мой полк прибыл, почитай, в полном составе. И не только служивые люди Первого стрелецкого полка со мной, но также и иные присоединились к нам. Но нас мало. Могу предложить такое… — говорил я.

Я и раньше думал, как остановить грабежи. Если бунт будет развиваться похожим образом, как я знаю из хроник, то разграбленными окажутся многие усадьбы. Всех спасать — не выйдет. Да и свою прибыль нужно иметь в виду. Мне семью кормить. Так что предложение мое было конкретным и даже циничным.

— Ха-ха-ха! — громоподобно смеялся Ромодановский, когда я озвучил свои предложения, больше похожие на завуалированные требования.

— Экий ты плут! А якоже честь и долг? — по-своему отреагировал на моё предложение Матвеев.

— Так и честь, и долг мой — быть здесь. А подставлять стрельцов под пули и сабли за ради кого иного… вам, бояре, и без платы помочь готов. Вы печетесь о государе нашем. За правое дело постоять горазд. Но то ввам, а иные пусть свой вклад внесут. Хоть казните, — сказал я и стал ожидать жёсткой отповеди.

Ее не последовало. Я выделил этих трех бояр и польстил им, хоть и небеспочвенно, и это сработало.

— Твоя правда, стрелец! И коли нам готовый помогать, так и милостью нашей будешь одарён! А иным… — Артамон Сергеевич Матвеев усмехнулся. — Вот с них плату и брать можно! Но с нами совет в том держать!

Что ж, решено. Усадьбы Ромодановского или Языкова хоть сейчас вывозить в Кремль готов. Матвеев, наверное, пока и двора своего не имеет. Но за других рвать свой пуп за «спасибо» и «рад служить»? Нет.

Матвеев, видимо, чтобы ещё больше смягчить отношения с Нарышкиными, принялся даже не приказывать, а просить, чтобы были выделены стрельцы для охраны богатейших московских усадеб дядьёв царя. Понимаю его. Есть такой принцип, который мне когда-то еще дед внушал. Не тронь дерьмо, так оно и вонять не будет! Не тронь Нарышкиных, так не учудят чего дурного!

Но я отказался от идеи охраны усадеб. Распылять силы и без того небольшие — это могло стать роковой ошибкой. И от меня последовало коммерческое предложение.

— Снизь долю, наказной полковник! — продолжая веселиться, посоветовал мне Матвеев. — Удавятся жа иные, а не отдадут своего добра тебе и твоим стрельцам!

— Никак не меньше десяти долей, — сразу на пять процентов сбросил я стоимость услуг.

— Это по-божески, но мнится мне, что и это отдавать некоторые не согласятся, — задумчиво сказал Ромодановский. — Но на то их право. А стрельцы, кои за царя стоять будут, опроч иных должны быть в прибыли.

Вот это — правильный подход. Если другие стрельцы будут видеть прибыль и честь в том, чтоб оказаться в моем полку, так и пополнение случится. Да, контингент временщиков, те, кто только за прибылью погонятся — ненадежный. Однако и они нужны. Для критической массы.

Я предлагал, по сути, услуги по перемещению наиболее ценного имущества из боярских усадеб под защиту кремлёвских стен. И не только защиту имущества предлагал, но и охрану людей, слуг из усадеб. Ромодановский, конечно, прав — стоит мне озвучить цену, и я могу нажить себе если не врагов, то недоброжелателей. Но без врагов можно обойтись только тому человеку, который предпочитает сиднем сидеть и ничего не делать.

Я и так себя веду уже по принципу: или пан, или пропал. Я с боярами разговариваю почти как равный! Я советы им даю и осмеливаюсь перечить! Но нужно понимать, что здесь и сейчас за мной сила, а ещё я ответственный за своих же людей.

Да и десять процентов от всего имущества, что будет перевезено моими бойцами в Кремль, — это небольшая плата. Конечно, если там будут миллионы серебряных монет, то я получу такой куш, который сделает меня чуть ли не самым богатым человеком Москвы в одночасье.

Но сейчас весь бюджет России — вряд ли больше, чем два с половиной миллиона рублей. Впрочем, и самого такого понятия, как государственный бюджет, пока что и нет. И посчитать, сколько же в государстве тратится и на что, — весьма нетривиальная задача. Нашему Отечеству для эффективного функционирования нужна комплексная и профессиональная аудиторская проверка!

— Когда на улицах Москвы будет не протолкнуться от стрельцов, цена вывоза скарба из усадеб будет ещё больше! — предупредил я.

Говорил я уже серьёзным и даже несколько вызывающим тоном. Мне не понравилось то, что как только пришли сведения о конкретных шагах бунтовщиков, первым делом возник вопрос об имуществе бояр. Будто это самое ценное, что можно защищать.

— Что намерен делать прямо нынче же? — отсмеявшись, но, возможно, почувствовав изменение в моём настроении, уже серьёзным тоном спрашивал Матвеев.

— Первое… — начал я загибать пальцы, перечисляя всё то, что намереваюсь сделать в первую очередь.

— Артамон Сергеевич, ты что забижаешь братов моих? — в комнату влетела женщина. — И что намерен ты сделать, кабы бунт не случился? А вы, бояре, будете сидеть али обороните государя свого? И что за стрельцы у Грановитой палаты? Сие бунт и есть?

— Царица! Чего с нас спрашиваешь? А что браты твои станут делать? Ты у них спросила? — спрашивал Матвеев у Натальи Кирилловны.

Мне стало не по себе. И в прошлой жизни не любил я становиться свидетелем разборок в чужой семье. А сейчас — тем более. Еще когда семья эта — царская. Но раз при мне разгорается ссора, то считаю нужным ее послушать. Дело-то государственное.

Наталья Кирилловна — ещё далеко не старая женщина. Полная, но это не портило её приятных черт, темноволосая, из-под чёрного платка видны были волосы, и можно рассмотреть, что царица еще не обзавелась сединой. Понимаю царя Алексея Михайловича, который клюнул на такую красавицу. Отъять годков — ведь тогда Наталья Кирилловна ещё должна была благоухать девичьей красотой.

Но вот чего в этой женщине не было — это царственности. Не мне, конечно, судить о подобном показателе. За прошлую свою жизнь я видел разве что некоторых европейских монархов, и сравнивать с ними русских царей точно не стоит. И время иное.

Но всё-таки не видел, не чувствовал я в ней такого, от чего дух перехватывает и хочется поклониться и прислушаться. У Матвеева такой вот царственной харизмы и то больше, чем у Натальи Кирилловны.

А я всё пребываю в нетерпении: когда