Настроение мое, несмотря на приличную усталость, было на подъеме.

Еще бы — первая победа. Пока что, правда, над временем, но уже важная и значимая.

Никаких шатров у нас не было. Ночлег предполагался у костров под открытым небом. До Серпухова здесь рукой подать, но вряд ли они увидят наши дымы. А вот от бродов — возможно, все возможно. Но, пускай боятся. Дело уже сделано. Шуйский, даже если узнает, что мы форсировали утром броды, уже предпринять вряд ли что-то сможет.

Бросок кавалерии вперед?

Пойдет ли на такое осторожный и не очень-то удачливый полководец.

Обдумывая весь день, к чему готовиться, на что надеяться и как действовать против предводителей моих противников, я все больше склонялся к тому, что они, как было при Клушино и несколько раз до этого, займут пассивную тактику. Будут выжидать, и даже выйдя мы в поле друг против друга, ударной силой воинства идущего из Москвы, станут наемники. Не поместная конница, а рейтары и пехота.

Этому можно пробовать противостоять.

Мыслишки появились.

Но, пока что нужно отдохнуть. Тренко, Яков, который на удивление после посещения доктора в Туле кашлял несколько меньше, Григорий, Ляпунов, Трубецкой явились ко мне всеми. Было еще несколько сотников, но всех остальных я живо отослал в свои части, получив краткий отчет.

В общих чертах все и так понятно — устали все. Тяжело. А завтра нам предстояло перейти реку и выйти быстрым броском к Серпухову. Город возьмем, а дальше по плану.

Расселись мои старшие офицеры и близкие собратья. Что-то типа военного совета получилось. Все утомленные, но пришли ко мне, как к воеводе, как к царю на поклон, выходит, перед сном доложиться и при мне может и почивать. Кто их знает-то.

Лица понурые, сил много на переход ушло.

— Ну что, собратья? — Всмотрелся я в них.

И здесь к костру подбежал вестовой.

— Господарь, гонцов перехватили. Трое, говорят, что к тебе идут. С севера, от Москвы.

— О как. Ну давай, послушаем.

Глава 16

Темнело быстро.

Разведенный костер отбрасывал подергивающиеся тени всех собравшихся вокруг него. Расселись мы по-простому, походному на поваленные бревна. Вокруг лагерь готовился к отбою. Утомленные люди делали последние приготовления. Грелась вода для заваривания отваров. Кашу никто не варил, обходились сухарями и вяленым мясом, но все же хотелось чего-то теплого перед сном. Переход выдался очень тяжелым. Это бы помогло восстановить силы.

— Прокопий Петрович, Дмитрий Тимофеевич, чтобы гостя не смущать сразу, прошу… — Сделал краткую паузу. — Отойдите в тень, пусть сюрприз для человека будет. Что вместе мы.

Двое воевод переглянулись, плечами пожали, послушались. Уверен, им было о чем поговорить и подумать.

Оставшиеся сидели молча. Самые близкие собратья мои. Ждали. Я дал несколько распоряжений. Потребовал о готовности к решительным действиям в случае подачи сигнала. Люди Якова кивали.

Когда закончил приготовления, завел обычную беседу, чтобы не выглядело для пришедших, что мы в тишине ждем их. Ситуация должна выглядеть обыденно.

— Как твой кашель, Яков?

— Лучше, господарь, лучше. — Он после фразы даже не зашелся привычными хрипами. — Твоими стараниями. Лекарь выдал трав. Сказал отваривать пить поутру и в обед. От них приступы сильные, но потом лучше.

— Хорошо, рад, что на поправку пошел.

Он перекрестился, наклонил голову.

В этот момент дозорные привели к нам троих.

Один, явно главный, бородатый, крепкий такой достаточно кинематографичный по своему образу человек. Эдакий боярин, видавший виды и бывавший в деле ратном. Одет богато, хотя и по-дорожному. Кафтан перепоясан ремнем с позолоченным набором. На перевязи сабля с красивой резной, витиеватой рукоятью на польский манер с цепью — карабела. Шапка песцовая, на затылок сдвинута, сапоги пропыленные.

Летом в жару в шапке — то еще удовольствие, но статус. Непростой гость пришел. Со значением.

Сопровождали его двое массивных, боевитых парней сильно попроще. Рожи кирпичом, усищи, борода, смотрят по сторонам недобро. Эдакие телохранители — головорезы. Мои, думаю с ними бы совладали, но если в троице своей охраны я видел душу, даже в татарине Абдулле, то в этих… Скажи главный убить — уверен, могли и себя не пощадить, кинуться. Преданные до мозга костей, цепные псы.

— Здрав будь, Игорь Васильевич. — Поклонился главный.

Вида он был прилично растерянного. Чувствовалось, что находился не в своей тарелке. И я понимал почему. Скорее всего, шли они к Туле или даже к Дедилову и надеялись именно там со мной говорить. А здесь разъезд внезапный. Доставили, привели.

Конечно, за время пути от момента встречи с дозором в голове этого человека должен был родиться план, но сам факт выбил человека с вестью из колеи.

— Здравствуй, боярин. — Проговорил после короткой паузы. — Кто ты, не признал я тебя, назовись, сделай милость.

— Князь, Долгоруков, Владимир Тимофеевич, московский дворянин, стольник. — чуть наклонил он голову.

Я радушно, как мог, улыбнулся ему.

Думал про себя — какая-то московская важная птица. Стольник, это значит при царе бывающий часто, обслуживающий его стол. При Шуйском выходит.

— Отпусти своих парней. Устали с дороги. Пусть отдохнут, а мы тут поговорим пока.

Указал ему на место подле себя по правую руку.

— Мы в походе, собратья без мест. Поговорим, чтобы гостя слышать лучше было. — Произнес, подчеркивая, что усаживаю человека не по старшинству его звания и какой-то иерархии, а больше для удобства.

Это вызвало на его лице раздражение. Не вышло эмоции скрыть. Ведь предо мной сидела, в его понимании чернь. Простые какие-то, не родовитые людишки.

Двое подчиненных приехавшему бойцов буравили меня взглядом. Некомфортно им было. Перехватили, привели в лагерь — уже минус. Как телохранители, они точно понимали, что отовсюду для сопровождаемой ими персоны грозит опасность. Хотя, вышибалы эти вряд ли смогли бы сберечь от опытного убийцы.