Во-вторых, мушкетёры были ещё без сознания или попросту спали. Их тоже связали, но уже каждого по-отдельности. Вязали хорошо: руки по локтям, за спиной. Ноги в районе лодыжек.

В-третьих, вокруг нас собрался уже целый отряд. И носил этот отряд, кто красные плащи, кто тёмно-серые. Прямо передо мной сидел смутно знакомый мужчина. Я точно видел его лицо ранее, но скорее всего, никогда с ним не разговаривал. Мужчина был чуть смугловат, черноволос, улыбчив и довольно молод. Он сидел на корточках, перекинув подол алого плаща через руку, чтобы совсем не извалялся в земле.

— Месье гвардеец кардинала? — с улыбкой спросил я.

— Вот же пройдоха, воротишь нос от земляков, — хрипло рассмеялся мужчина. — Почему ты не скажешь «месье брат гасконец, как я рад тебя видеть»⁈

— Я никого не рад видеть, когда связан, — попытался я пожать плечами. Вышло скверно. — Такая у меня странная особенность характера.

— Вы знакомы? — спросила Миледи. Я попытался вспомнить. Поскольку мужчина скрывался где-то в закоулках памяти Шарля Ожье де Батса, никаких приступов головной боли не последовало. Я несколько секунд пытался выловить знакомый образ, а потом сказал:

— Франсуа! Черт тебя дери, де Монлезен! А я и не знал, что ты стал гвардейцем кардинала!

— Нет больше гвардейцев кардинала, Шарль, — сжал губы гасконец.

Я — в смысле, я уже после попадания в тело д'Артаньяна — видел его впервые в жизни. Однако Шарль знал его с детства, и вроде как дружил. Впрочем, в Гаскони твоим другом будет каждый, кого ты успел узнать в драке. Не важно, бились ли вы плечом к плечу или друг с другом.

— Можешь объяснить, какого чёрта мы связаны, Франсуа?

Мужчина в тёмно-сером плаще, что стоял за его спиной, грустно усмехнулся. Его лицо я тоже видел, причем, уже после того, как занял это тело. Мы не были знакомы лично, но он был среди мушкетёров, что пришли с де Тревилем под Аррас. Вновь мне пришлось обратиться к глубинам памяти моего тела. Не без труда, но я вспомнил имя этого человека.

— Дез Эссар? — фамилия показалась мне знакомой. Кажется, этот персонаж был и в книге Дюма. На свою беду, советский фильм я помнил раз в пять лучше книги, так что не мог сообразить, что это за человек. Я даже не знал, друг он мне или враг.

— А вас он помнит, мой друг, — хмыкнул Франсуа де Монлезен.

— Ещё бы, щенок украл у нас тогда победу, — рассмеялся дез Эссар. Я определённо не был «щенком», так что кровь д'Артаньяна вновь закипела и я не смог удержаться от ругани:

— Развяжи меня, дез Эссар, и я покажу тебе, кто тут щенок! Так тебя отделаю, что до самой Пикардии на четвереньках проползёшь.

Понятия не имею, причем тут Пикардия. Просто само пришло на ум. Но дез Эссар не обиделся. Вместе с де Монлезеном они рассмеялись. Стоящие рядом гвардейцы тоже заулыбались. От смеха дез Эссара даже проснулся Анри д'Арамитц. Я заметил, как он на мгновение приоткрыл глаза. Но увидев не самую удачную обстановку вокруг, видимо, решил вновь притвориться спящим.

— Вопрос остаётся прежним, месье, — улыбнулся я, пытаясь хоть как-то ослабить путы. Выходило скверно.

— Всё просто, Шарль, — пожал плечами Франсуа. — Мы верны нашему покойному хозяину. А значит, теперь мы враги.

— Да вы с ума посходили! — не выдержал я. — Мы выполняем поручение Его Величества. Тащите нас в Париж, если хотите. Там и разберёмся.

— Мир полон лжи, — сказал дез Эссар. — Никому больше нельзя верить. Но у нас есть последние распоряжения Его Преосвященства.

— Последним распоряжением Красного, чтобы вас черти драли, было помогать во всём Людовику! А не пленять его верных слуг, Боже! — я начинал выходить из себя. — Ну, давайте, кто вас сюда послал? Де Бофор из Бастилии? Может быть Конде?

Анри д'Арамитц умудрился открыть один глаз, грозно им сверкнуть в мою сторону, и тут же его закрыть. Такого талантливого немого «Заткнись!» я ещё в своей жизни не видал.

— Да причём тут они! — вскрикнул Франсуа де Монлезен. — Ришелье оставил нам своё завещание?

— Что? Нет же, — я покачал головой. — Его завещание было передано Его Величеству.

— Записки об управлении страной, не имеют никакого отношения к его последней воле, — вздохнул дез Эссар. — Я точно знаю его почерк, Шарль, я принимал от него приказы, после того, как покинул мушкетёрскую службу.

— Вздор! Если даже Красный и оставил секретное завещание, оно должно было быть у Рошфора! — закричал я, окончательно тем самым разбудив мушкетёров.

Де Порто открыл глаза и только и смог, что выдохнуть:

— Да Б… Боже ты мой.

Арман д'Атос был более красноречив. Оглядев собравшихся вокруг нас бывших гвардейцев, он сказал:

— Анри, просыпайся! Нас не смогли убить ни гугеноты, ни пуритане. А честные католики прикончат. Как тебе такое доказательство Истинности Учения?

— Я надеюсь, ты попадёшь в Ад, — не открывая глаз, ответил д'Арамитц.

Арман только посмеялся. Бывшие гвардейцы тоже порадовались его шутке, и атмосфера стала немного более дружелюбной.

— Хватит ходить вокруг да около, — сказал я, уже серьёзно. — Выкладывайте, что вам от нас нужно и какого дьявола Красный вам там оставил.

Бывшие гвардейцы замолчали. Дез Эссар и де Монлезен переглянулись. Наконец, гасконец сказал:

— Незадолго до смерти Его Преосвященства, мы с Александром, — де Монлезен качнул головой в сторону дез Эссара. — Получили каждый по письму. Написаны они были рукой Его Преосвященства, здесь сомнений быть не может. Там он предупреждал своих верных гвардейцев, что, если кто-то из приближённых к Королю отправится в Англию, нам следует насторожиться.

— Звучит скверно, — заявил «спящий» Анри д'Арамитц.

— Вряд ли кто из заговорщиков знал про Англию. Даже с учётом того, как де Бофор лихо работал с письмами, — вздохнул я. — Продолжай, Франсуа.

— Де Бофор бы не предсказал, что вы отправитесь в Англию, пробудете там пару дней, а потом, словно ошпаренные, помчитесь обратно в Париж. Его Преосвященство написали, что у вас будет с собой ключ от тайны, которую давно стоило похоронить, — сказал Франсуа де Монлезен.

— И, если кто-то отправится за этим ключом, значит Людовик нарушил прямой запрет Его Преосвященства, — сказал Александр дез Эссар.

— Ну замечательно, — вздохнул я.

— Таким образом, даже оставаясь другом королевских мушкетёров, я вежливо прошу вас отдать то, что вы нашли, — закончил де Монлезен. — Затем я уничтожу это, чем бы они ни было.

— У нас ничего нет, — попытался было соврать я, но по взглядам