пользовали византийцы), разлили по горшкам для использования во вторую очередь. Есть и иной козырь, который я покуда буду беречь, чтобы разыграть в нужный момент.
Ох, огонь Греческий! Намаялись мы с ним так, что вспоминать не хочу. Не хочу, но само в голову лезет: пробовали мы с Иваном и так, и этак. Спасибо моей кулинарной профдеформации и упорству: я знаю, что ежели долго складывать ингредиенты, размешивать и играть температурами, рано или поздно получится нормальное блюдо. Так и вышло: в какой-то момент, «отработав» перспективные составы на температуре, которую обеспечивал наш горн, мы добавили жару при помощи мехов и почти сразу получили крайне огнеопасную штуку — тот самый керосин.
Побочные так сказать продукты — парафин и мазут. Из первого можно лепить свечки — в храм их как минимум поначалу не возьмут, потому что Церковь к новинкам мало склонна. Громоотвод да печка — это одно, а замена восковых свечей на парафиновые — совсем другое. Для себя, тем не менее, свечек наделаем — экономия на освещении получится великолепная. Сейчас с врагами разберемся, и я вплотную возьмусь за основание в поместье стеклодувного подворья, и для окон с теплицей стекла делать будем, и «колпаки» для ламп.
К керосину мы подмешали вазелиновое масло, дёготь, мазут и селитру — полученная смесь не только восхитительно горит в воде и даже под нею (но недолго, кислорода-то для поддержания горения не поступает), но и обладает отличными для любой «доставки» к врагам вязкостью. Нужно будет заморочиться на что-то вроде огнемета, но это прямо очень далекий план. Пока — по горшочкам и с «козырным» средством доставки.
Батюшка игумен помог не одной лишь молитвой. Спасибо Даниле, который в силу знания раскладов в Степи рассказал нам о том, почему татарва ополчилась персонально на меня. Да, именно «персонально» — такую армию записать в разбойники уже не выйдет, не грабить они идут, а по мою душу:
— У Василия и Софии Палеолог была внучка София. Ее замуж выдали за татарского князя Бараша. Он при Казани погиб, а ее вместе с сыном, татарчонком, в Москву забрали. Природная Палеолог, и ее, Гелий Далматович, с богатым приданным Государь в жены и определил. Татарчонка если хошь приюти, а хошь — в Москве оставь. Уразом его звать, шесть лет ему. Самой Софии — двадцать. Отбить Софию и Ураза у Государя татары не могут, но прознали, что под твою руку оба отойдут. Не будет тебя — не будет свадьбы.
Вот так вот — мне Государь «разведенку с прицепом» в жены определил, дабы плодили мы ему Палеологов, а мне теперь от степняков отбивайся. Видит Бог — все силы свои я положил на то, чтобы подальше от интриг политических держаться, знал, что проблемами большими сие грозит, но если гора не идет к Магомеду, Магомед сам идет к горе.
Против Софии ничего не имею. И против Ураза ничего не имею. В Москве его не оставлю — напуганная, лишившаяся мужа и хрен его знает какие еще испытания пережившая женщина с сыном под боком явно себя лучше чувствовать будет. Я себе не враг, и одними лишь тумаками дисциплину внутри личного домохозяйства поддерживать не собираюсь: не привык так и не хочу. Попробуем нормально договориться с двадцатилетней Палеологиней.
Немного грустно, что не девицу мне в жены сватают, но на девице и по любви я в прошлой жизни женился, и всю жизнь с нею прожил. В этой могу позволить себе рациональное мышление: приданного Государь даст богатое, происхождения София знатного, а татарчонок… Ну че, воспитаем его русским человеком. Даже хорошо на самом деле — ежели одного родить успешно смогла, значит и мне наследника выносит и родит.
Вдов в эти времена вообще в жены берут охотно. Чаще всего в тот же род — например, помер старший брат, а младший, совсем как с Советском мультике, его жену «донашивает». Добро и потомки таким образом из рода не утекают — вполне разумная практика.
Жены с пасынком еще нет, а проблемы исполинские — вот они, из рощиц, через поля (мои поля!) пред поместьем скапливаются. Полные полянки набрались, поля наши погибли — все в татарве — но никак не кончаются.
— Восемьсот три, восемьсот четыре… — считал Дмитрий.
Многие считают, и цифры прямо неутешительные.
— Ну что, там тыща и более, — подвел промежуточный итог Данила. — Нас, слава Богу, сто семьдесят четыре воина.
Мои дружинники, дружинники Данилы и контингент от монастыря. В этот раз нам помогут и мужики из посада — пришли и попросились в ополчение. Не все — три с хвостиком десятка — но и это великое подспорье в такой непростой ситуации. Было бы воинов больше, но увы — два моих десятка и столько же Данилиных до сих пор ловят старых татар, и, возможно, наткнулись на татар новых, сложив головы.
А посадские молодцы — здорово, что некоторые решили не прятаться, а отомстить за погром родного дома — в этот раз посад уже разнесли по кирпичикам, и пожар в нем потушить никакой возможности нет.
Вот она, истинная степная атака — черной рекою по Руси бегут, аки река Смородина смерть и пустоту за собой оставляя. Тысячи, миллионы человеко-часов погибло, и это не считая жизни мирных русских людей. А теперь вот на нас нацелились.
— Чуть более качественное, но все еще недостаточное соотношение сил, — стоя на вышке у ворот рядом с Данилой и глядя на копящихся степняков, я бодрился изо всех сил. — При штурме крепости в нашем случае, когда мы в доспехах, за крепкой стеной и при пушках с луками, я бы предположил, что на одного нашего степняков нужно не меньше полусотни.
— Сотни! — хохотнул Данила, и смех и пересказ его причины полетели по стенам и около них, где почти четыре сотни человек готовились как следует подтвердить мои слова о соотношении сил.
Ну пусть две тыщи монголов в итоге окажется — все равно получается недостаточно, мы ж в укреплении, при припасах, в броне, отлично вооружены — надо было еще арбалетами озаботиться будет — и готовы стоять до конца. В случае чего в монастырь сбежать можно опять же — там