руководителя… — он аккуратно положил на стол какую-то бумагу.
Я склонился, взглянул. Это оказалась справка о потере документов.
— К сожалению, меня ограбили, — продолжил Борис, будто заранее готовясь к сочувствию. — Я подал заявление на восстановление, но пока…
— Откуда вы? — перебил его Морозов, разглядывая кандидата с лёгким прищуром. — Судя по загару — точно не из наших мест.
Борис сглотнул. Рука его нервно пригладила и без того гладкие волосы.
— Вы правы, я приехал из южного городка, — признался Борис, сложив руки на коленях с самым искренним видом. — Здесь ещё не успел обосноваться…
— Сюда редко приезжают, чтобы обосноваться, — с лёгким нажимом продолжил Морозов.
— Я прибыл в Северск месяц назад, чтобы вступить в наследство, — поспешил пояснить Борис, — но, как оказалось, поторопился. Ждать надо до полугода после смерти деда… А жить мне решительно не на что.
Он развёл руки в стороны, будто хотел показать пустые карманы, но остановился на полпути — возможно, чтобы не перегибать.
— Особых умений у меня нет, — продолжал он, уже чуть менее уверенно. — Я попробовал устроиться хоть куда-нибудь, но везде получил отказ.
Говорил он это с тем выражением, с каким обычно рассказывают о трагедии, которую, возможно, можно было бы избежать… если бы не обстоятельства, магнитные бури или ретроградный Меркурий. Именно такие причины для неудач обычно придумывала моя сестра.
— Чем конкретно вы занимались в своём родном городе? — спросил я, стараясь не показывать, что уже предвкушаю нечто занятное.
— Помогал начальнику, — с готовностью пояснил Борис. — Собирал документы, составлял списки… В общем, я умею держать язык за зубами и готов делать практически всё.
— Полы помоешь? — внезапно спросил Морозов, глядя на кандидата с абсолютно серьёзным выражением лица.
— Что? — оторопел Борис, будто не сразу понял, на какую вакансию он претендует.
Я едва не выдал себя, но всё же усилием воли сохранил деловое выражение лица. Хоть и хотелось улыбнуться.
— Ты глуховат? — заботливо уточнил воевода, чуть подавшись вперёд. — Мне громче повторить?
Борис заморгал, пытаясь оценить: шутка ли это, проверка или новая должностная инструкция. Судя по выражению лица, ни один из вариантов его не устраивал.
— Полы мыть? Вы серьёзно? — дрогнувшим голосом переспросил Борис и тут же бросил на меня взгляд, полный мольбы. Как будто надеялся, что я сейчас махну рукой, усмехнусь и скажу: «Да шутим мы, не бойтесь».
Но я сохранял серьёзность. Морозов тем более.
— Ну ты сам говоришь: жить тебе не на что, — продолжал воевода, неторопливо, будто объяснял основы выживания в условиях крайнего севера. — В городе ты — на полгода…
— Через полгода получу наследство, — быстро поправил его Борис, вцепившись в эту фразу, как в спасательный круг. — А потом, может, и останусь. Здесь неплохо… вроде.
Сказано было с таким героическим смирением, как будто он говорил о жизни в ледяной избушке посреди тундры, а не о Северске, где, между прочим, чай горячий, крыши не текут, и домовой по утрам деликатно проклинает только трижды.
Морозов хмыкнул. А я всё ещё держался — исключительно из уважения к формату собеседования.
— «Вроде» — на огороде, — буркнул Морозов с неожиданной, но явной неприязнью. — Ты, Борис, зачем врать взялся? Тем более кому? Князю!
Борис заморгал, резко напрягся, как ученик на контрольной, вдруг понявший, что писал не ту задачу.
— Вы… о чём? — нервно протянул он, хватаясь за интонации вежливости, как за спасательный круг.
— О том, что у тебя документы не украли, — протянул Морозов прищурившись. — Их, скорее всего, забрали в залог. А ты не смог выкупить. Вот и решил восстановить подальше от тех, кто может за этим залогом прийти. Где поспокойнее. И люди… попроще.
— Я не понимаю… — попытался возразить Борис, но голос его заметно дрогнул.
— Всё ты понимаешь, — отрезал Владимир, и в тоне его появилась та самая сталь, которой обычно рубят канаты. — Ты не первый, кто решил спрятаться в Северске. Посчитал, видимо, что у нас тут наивные жители, которые всех пускают в дом с хлебом, солью и раскладушкой у печки.
Он подался вперёд — не быстро, но с той силой, что не требует слов. Борис вжался в спинку, будто надеясь слиться с ней.
— Так вот что я тебе скажу, парень, — продолжил воевода уже тише, но куда жёстче. — Собирай свои пожитки и уезжай туда, где получится смешаться с толпой. Здесь не выйдет. Я завтра же сообщу начальнику жандармерии, чтоб выяснил, кто ты и откуда. И зачем на самом деле сюда приехал.
Борис сглотнул. Вид у него был такой, будто он вот-вот вспомнит, что оставил кастрюлю на плите… в другом городе.
— Понял, начальник, — коротко кивнул Борис, не пытаясь оправдываться.
Но вдруг криво усмехнулся. Так обычно улыбаются проигравшие, которые стараются выглядеть достойно.
— А как вы поняли?.. Ну, про документы… и про то, что деда у меня тут нет?
— Я вашего брата за версту чую, — сухо процедил Морозов, и в этих словах было не столько бахвальство, сколько опыт.
Воевода даже не стал смотреть в глаза, просто бросил:
— В гостиной не сиди. Жди остальных снаружи. Понял?
— Понял, — коротко повторил Борис.
— И карманы выверни. Проверь, ничего ты в них случайно не положил чужого. От греха подальше. Иначе до города не доедешь.
Кандидат побледнел. Он встал аккуратно, с уважительной осторожностью, и, не произнеся ни слова больше, вышел прочь. Дверь за ним прикрылась тихо, почти деликатно.
— И как вы обо всём догадались? — с любопытством спросил я, не скрывая, что впечатлён.
Морозов, как обычно, не суетился, отвечал размеренно, будто рассказывал, как правильно чай заваривать.
— Рубашка на нём шёлковая, дорогая. А вот пиджак на размер больше, хоть и новенький. С чужого плеча, скорее всего. Ботинки обуты на босу ногу. У нас так только в баню ходят, да и то по необходимости. А не по моде.
Я чуть кивнул, мысленно перебирая детали, на которые сам не обратил внимания.
— Стрижка у него явно неместная. И загар на ладонях — неровный. Видно, что раньше на пальцах были кольца. И не одно. В разное время — различные. Значит, носил часто, много, и с разными замыслами.
— Ясно, — пробормотал я.