последние резервы. Двенадцать машин, заревев моторами, отправились в обход. Двадцать семь минут, чтобы выйти на позицию. Сквозь треск помех долетело подтверждение из штаба, что их сигнал получен, а потом поле и сам воздух вокруг закопавшихся в землю японцев взорвались. Прячась от броневиков, они толпами забились в таких очевидно безопасных складках местности. В каждой балке, в каждом овраге колыхалось живое море, ожидая приказа наконец-то рвануть вперед.
Вот только они не успели. Приданная 3-му броневому полку русская пехота уже давно навела на них минометы. Ровно восемьдесят стволов, по двадцать сорокакилограммовых снарядов на каждый. Приказ. И поле к югу от Йончона превратилось в ад, а в этот ад ворвались последние двенадцать машин Буденного.
Возможно, это было и не нужно, но Семен вел своих вперед, рассекая позиции японцев и прикрывая свои застрявшие и потерявшие ход экипажи. Одновременно с этим сидевшие в самой деревне части полковника Шатилова взорвались криками и тоже пошли в атаку. Всего пара тысяч человек из целой дивизии. Все, кто мог стоять на ногах! Они кричали, они сжимали побелевшими пальцами винтовки и шли вперед.
Токио, район Тиёда, 21 января 1905 года
Император Мацухито стоял у окна, смотрел на внутренний двор бывшего замка Эдо и невольно думал, а к чему он привел Японию.
Когда его советники и друзья предлагали принять помощь Британии и Северо-Американских Штатов все было таким очевидным. Русские показали оружие нового века, они же в ответ создали его в разы больше и уже тем вырвались вперед. Более того, Мацухито не стал полагаться полностью на чужие слова и планы, добавив к ним свою решительность. Миллионы иен и самые нескромные обещания — император сделал все, чтобы увеличить шансы своих генералов.
Именно благодаря его энергии все получилось так быстро. Сотни кораблей из самых разных уголков мира потянулись к берегам Японии, чтобы привезти все необходимое. Не только целые машины, но и узлы, из которых их можно было собирать. Он дал своим людям возможность не просто использовать чужую силу, а сделать ее своей. Они учились строить броневики, улучшать… Если бы им дали время, то они смогли бы обогнать в понимании и мощи этих машин весь мир! Но времени не было, а проблемы вылезали как побеги бамбука после дождя.
Ломались моторы, сбоили пушки, не хватало топлива, а главное, люди… Его подданные, которые должны были умереть, но не подвести своего императора, оказались просто не готовы к тому, чтобы обернуться единым целым с громыхающими стальными монстрами. Две трети! Две трети команд, что должны были стать экипажами первых броневиков, пришлось в итоге отчислять и набирать новые. Но даже так они собрали Великую Армаду — тысяча четыреста броневиков, которые уже переправлены на континент. Много? Еще недавно Мацухито считал именно так. А когда представлял, что они будут довозить по двести машин каждую неделю, то последние сомнения исчезали как дым.
Увы, перед наступлением, когда он ждал сладких вестей о формировании очередных броневых рот, ему прислали отчет о том, что их на самом деле стало меньше. Кажется, невероятно: они привезли двести броневиков, а рот стало меньше. Еще до боя! На эти деньги можно было бы купить пару крейсеров, ну или десяток миноносцев, а они сгорели без всякой пользы просто по пути к полю боя. И ладно бы все это окупилось. Но сражение началось, а эти ломучие броневики даже при поддержке артиллерии и воздушной разведки совершенно ничего не могли сделать.
Русские машины могли — император вспомнил доклады о раздражающем отряде, работавшем против их основных сил. Он вылетал там, где его не ждали, расстреливал боезапас и уходил. Словно дикая собака, которая рвет врага на куски и не дает себя коснуться. Маршал Ояма уверял, что все это не будет иметь смысла, когда 1-я армия Куроки и броневая дивизия Хасэгавы обойдут русские позиции. И император поверил.
Решил, что вот она сила машин, которые вогнали Японию в долги на десятки лет вперед. Они могут маневрировать, они могут атаковать врага там, где им это удобно, и… Сегодня пришел доклад, что Хасэгаву встретили. И остановили! Сначала обычная пехотная дивизия, а потом уже и русские машины. Макаров, демоны его дери, сумел перебросить броневой полк на сотню километров и, более того, разбить в четыре раза превосходящие его силы.
Как? Почему? Генералы не могли ничего ответить и отводили взгляды. А Мацухито все чаще вспоминал слова молодого Иноуэ, записанные во время допроса и которые он перечитывал последние несколько вечеров. Мы повторяем за русскими один ход, но они знают их тысячи… Они не рождены для войны, но война, словно любовница, раз за разом привечает их, прижимая к груди и отталкивая тех, кто на самом деле должен быть рядом.
— Ненавижу! — выдохнул император вслух, а потом, словно ничего не случилось, повернулся к стоящему у двери офицеру из ставки Оямы. — Так что мы будем делать дальше?
— Маршал предлагает воспользоваться тактикой русских. До этого они держали наш удар, чтобы нанести свой в ответ и рассечь нашу армию на части. Теперь это сделаем мы! Русские идут вперед, но у нас достаточно пушек. За нами воздух! Мы выстоим, а тем временем в тылу будут сформированы новые броневые части. Это битва еще не окончена.
Император благосклонно кивнул, поддерживая энтузиазм офицера. Про себя же он опять вспоминал Иноуэ, который опять же оказался прав. Они повторяли, они снова будут повторять, в очередной раз оставляя русских на шаг впереди! Можно ли так в принципе победить?.. Мацухито махнул пальцами, отпуская офицера, а сам задумался. Позвать этого Иноуэ и поговорить с ним лично? Или же пригласить Клода Макдональда? Тот ведь тоже говорил, что русские могут вывернуться, и что Британия все равно не оставит своего союзника. Что же выбрать…
Глава 2
Смотрю на свое отражение, и удивительное дело. Бессонные ночи, постоянные нервы, выматывающие споры — кажется, что после такого обычный человек за месяц-другой должен превратиться в развалину. Ан нет! Есть что-то в войне такое, от чего кровь течет быстрее, а душа молодеет. Как там в одной песне было… Я улыбнулся, и взгляд скользнул на лежащие на столе листы бумаги.
Никаких карт, планов или приказов по корпусу — для всего этого был штаб. Домой же я позволял себе брать только невоенные дела. Например, вчера