Дроздовский кивнул, и дальше они уже молча следили за тем, как русские аэростаты, раскрашенные в грязный серый цвет, поднимаются все выше.

— Удивительно, словно растворились на фоне неба, — присвистнул Хорунженков.

Впрочем, очень быстро ему стало не до веселья. Японцы сначала пустили вперед группы с ракетами — и их действительно встретили снайперы. Однако после этого враг ответил уже всерьез. Свои шары и сотни пушек, часть которых начала покрывать разрывами небеса. Шансы так попасть не очень высоки, но удача была на стороне японцев. Всего за десять минут они поразили два аэростата, потом еще три.

— Да что же это творится! — выругался Дроздовский.

— Война. Тут чистеньким не победить, — настроение у Хорунженкова тоже испортилось.

Еще один русский аэростат засвистел, выпуская воздух и опускаясь на землю.

— Ну, почему наши даже не пытаются ответить⁈ — поручик Тюрин тоже не выдержал. — Они по нам стреляют, а мы только терпим! Зачем?

— Значит, надо… — взял себя в руки Хорунженков. — Если бы тут только старые шары были, все возможно… Но если новые, если 2-й Сибирский подошел, то генерал Макаров просто так людей губить не станет.

— А может? — вспыхнул Дроздовский. — Враг же все это время для своего наступления дороги чистил! И сверху их прекрасно видно!

— На холм! — сразу среагировал Хорунженков и на полной скорости метнулся к наблюдательной позиции, которую они оборудовали на соседней сопке.

Броневики как раз и закапывали, чтобы ударить во фланг японцам, когда те пойдут ее брать. Но сейчас, кажется, им будет не до того. Пять минут бега! Несмотря на желание поскорее все увидеть, ни Хорунженков, ни Дроздовский ни разу не показались в прямой видимости японских позиций. Все обошли под землей, а там, где не получилось — ползком. Грязь не кровь, особенно если кровь своя, ее не сложно отмыть.

— Видишь чего? — Дроздовский закрутил головой.

— Нет, — Хорунженков, хоть и был почти в два раза старше, от него не отставал.

Все те же замершие под утро позиции. Солдаты, орудия — всё спряталось, всё ждет своего часа. И тут до слуха Хорунженкова долетел такой знакомый гул.

— Земля трясется, — выдохнул он.

Больше никто ничего говорил. И оба офицера, и все солдаты на позициях, с которых открывался вид на деревню Сегук — все уставились на запад, и вот из утреннего тумана выскочили первые броневики. Тяжелые машины с усиленной броней ползли в шахматном порядке на расстоянии примерно тридцать метров друг от друга. Дроздовский оказался прав: взлетевшие утром шары передали координаты расчищенных японцами дорог, и стальные гиганты нацелились именно на них.

— Красиво, — выдохнул Тюрин.

— Расстреляют же, — сжал кулаки Дроздовский.

Хорунженков в глубине души был согласен с Михаилом Гордеевичем: слишком много артиллерии было у японцев, слишком быстро и хорошо они могли наводить ее с помощью висящих на высоте шаров. Вот только… С неожиданным свистом из броневиков начали вылетать в воздух ракеты, а потом быстро расползаться во все стороны серыми облаками. Словно зонтик, который всего за пару минут скрыл от японских аэростатов несколько квадратных километров как раз на направлении удара.

Еще пять минут, и серые облака спрятали тяжелые броневики и от наблюдателей на земле.

— И что дальше? — растерянно посмотрел на остальных Тюрин.

— Теперь дойдут до японцев. Точно дойдут, — быстро закивал Дроздовский.

— А те как раз свою артиллерию поближе подтянули, — неожиданно осознал Хорунженков. — Получается, наши шары сразу на две задачи работали! И разведка, и выманивание врага!

Он искренне болел за своих, но в глубине души все-таки жалел, что не может лично принять участие в этой атаке. Увы, за эти дни все стационарные линии связи были давно уничтожены, а передавать им что-то по воздуху, когда сигнал могли перехватить японцы, никто бы не стал… С другой стороны, со своей задачей они справились, а теперь справятся и остальные.

Хорунженков успел разглядеть специальные метки на броневиках — в атаку шел 1-й броневой полк Славского. А уж бывший поручик, первым возглавивший всю технику 2-го Сибирского, точно не подведет. Они же… Просто будут за них молиться. Работайте, братья!

* * *

Снова карта, снова бесконечная череда донесений и приказов, снова бессонные ночи. 26 января 1905 года мы начали большое наступление от деревни Амсил до самого Йончона. Больше пятидесяти километров линии фронта, больше тысячи броневых машин с обеих сторон — все впервые в мире… Впрочем, классика механизированного наступления всегда одна и та же.

Сначала идет подготовка. Работает артиллерия, саперы расчищают будущие пути прохода — все это может занимать от пары часов, как во время Курского сражения, до двух суток, как во время Берлинской операции. В нашем случае обеспечить преимущество в артиллерии мы не могли, но хотя бы пути расчистили и постарались сделать так, чтобы второй этап смог компенсировать слабости первого.

А второй — это прорыв линии обороны. Для этого в бой идет тяжелая техника — не стеной, а растягивая силы врага и под прикрытием. Благодаря самой мощной броне эти машины могут держать удар. А крупные калибры позволяют и самим огрызаться, тем более мы с десяти броневиков сняли башни и поставили не 47-миллиметровые огрызки, а полноценные 76-миллиметровые пушки. Пытались и больше, но с 87 миллиметрами Круппа и тем более с 120 миллиметрами Канэ броневики уже не могли держать отдачу, так что пришлось остановиться.

Еще были мысли про огнеметы — для прорыва очень бы пригодились — но стоило только закинуть удочки, и столько подводных камней вылезло, что я сразу остановился и отложил на будущее. Ничего, следующего врага уже удивим, благо их на наш век точно хватит. Да и с поражением закрытых позиций пока хорошо справлялись штурмовые отряды. Они шли метрах в трехстах позади броневиков прорыва, прикрываясь щитами и поддерживая технику из минометов. Очень хорошая комбинация получилась для средней и ближней дистанции: броня, минометы и гранаты.

В общем, девять рывков под прикрытием дымов и подтянувшейся,