Кажется, появление генерала вдохнуло в солдат новые силы. Они заработали штыками с утроенной яростью, но не глядя в глаза поражаемым врагам. В армии господствовало общее убеждение, что иначе «взгляд убитого всю жизнь будет преследовать» — суеверие, без него на войне никак.

— Кто-нибудь! — окликнул Уэлсли ординарцев, снова вслушиваясь в музыку битвы и предчувствуя скорую победу. — Отправляйтесь в тыл и приведите сюда наемников-арабов. Они не захотят рисковать своими скакунами, так что пусть тащатся пешком. Дадим им возможность попрактиковаться в стрельбе из фитильных ружей или помахать кривыми саблями в рукопашной схватке. Иначе…

Он не успел договорить. Его прервал оглушительный грохот где-то в центре построения сражавшихся войск, на подступах к главному ретраншементу противника с его батареями. И тут же в небо взвилось большое сизо-багровое облако, пронизанное оранжево-красными языками и летящими ошметками глины, искаверканного оружия и человеческой плоти.

«Зарядные ящики не могли вызвать взрыва такой силы», — гадал ошеломленный генерал, уже сообразив, что вражеская диверсия слизнула несколько побеждавших батальонов. Но он тут же взял себя в руки и принялся раздавать указания.

* * *

Фугасы — вот какой подарочек я заложил для старины Уэлсли, мы вывели на них его солдат с хирургической точностью. Пороховые мины, заложенные не перед, а сзади моей линии — так никто в этом мире не делал, опасаясь, что случайная искра может наделать жутких бед. Мои саперы заложили бочки с огненным сюрпризом в русло сухого ручья и надежно перекрыли его буйволиными шкурами и щебнем. Даже гаубичная бомба не вызвала бы детонацию, так что риск был практически сведен к нулю. Пропитанные отличной селитрой из Патны фитили сработали штатно. И все равно вышло криво. Нет, мины, конечно, остановили атаку на батареи, да только индусы Радишы так перепугались, что бросились в тыл, прямо к домам Джажнипура. Их психика не справилась со страшным зрелищем разрываемых на куски мадрасских сипаев. Беломундирники многое повидали за время нашего похода, но не выдержали, когда на них посыпались с неба кишки, головы в похожих на блин тюрбанах и прочие части тел в дымящихся обрывках крапчатой униформы.

В итоге, линия фронта резко сместилась и повернулась. На левом фланге продолжалась мясорубка намертво сцепившейся гуркхо-раджпутской бригады Ступина с королевским полком и еще двумя сипайскими из Бомбея — к чести англо-индусов, стояли они стойко, и ожидаемого мною прорыва не вышло. А вот правый мой фланг откатился назад, бросив артиллерию без поддержки и фланговое прикрытие в виде рогаток.

Была у меня мысль повторить финт Холкара и приказать пушкарям притвориться мертвыми, чтобы потом пощекотать картечью спины наступающего врага. Но не решился. Португальцы имели приказ отходить в деревню, бросив орудия, предварительно их заклепав. Слишком ценный ресурс для меня — наемная орудийная прислуга, чтобы так ею рисковать.

В стороне от этой катавасии не утихало кавалерийское сражение, протекавшее с переменным успехом. Звенела сталь, трещали пистолеты, мелькали копья и оскаленные лошадиные морды, копыта взбивали пыль, в которую падали кони и всадники, вылетевшие из седла. Больше всего бед наделали английские уланы. Как же мне не хватало казаков, способных своими длинными пиками, дротиками и приемчиками джигитовки не оставить и мокрого места от регулярной конницы. Приходилось то и дело бросать эскадроны в помощь рохиллам, перебрасывая их с противоположного фланга, но перевеса ни одна из сторон добиться не могла, и конные сшибки не прекращались. Если бы сейчас Уэлсли бросил бы из своего резерва арабов на их великолепных лошадях, ситуация изменилась бы мгновенно — мы бы победили с разгромным счетом… ибо я подкупил наемников из Аравии за добрую горсть алмазов и слитки золота из храма Великой Кобры! Но чертов сэр Артур — чтоб ему не дожить до титула герцога Веллингтона! — держал арабов в резерве, а сейчас вообще зачем-то двинул их безлошадными на свой правый фланг. Большое белое пятно, составленное из множества арабских рубах-кандуру, медленно приближалось от приметных трех скал.

Ну что ж, еще ничто не потеряно, у меня заготовлена еще одна минная засада на пути к Джажнипуру. Не успел я похвалить себя за предусмотрительность, как кто-то на небесах тут же решил мне объяснить, что не все коту масленица. Прогремел гром, и в тот момент, когда Уэлсли пытался восстановить свои боевые порядки, на землю обрушился тропический ливень. Видимость упала до нуля, полусухие русла ручьев мгновенно вспучило от мутной воды, о перестрелках можно было сразу забыть, но что обиднее всего — мои фугасы были моментально испорчены!

Я зарычал от злости, плохо понимая, что дальше делать. За несколько дней до боя армии пришлось ночевать под мелким дождем. Босые солдаты в грязных белых мундирах спали вповалку, спасаясь от измороси в наскоро возведенных шалашах. И мне не могла не прийти в голову мысль: если такая погода сохранится, им предстоит встать в строй и маршировать на врага, стискивая бесполезное ружье. Их учили штыковому бою, но без практики устоят они недолго — сипаи их растерзают…

Деревня! Нур! Принцессу надо спасать, но крыши… В крышах наше спасение! В Джажнипуре в домах остались запасы сухого пороха… Мы сможем встретить врага огневым боем!

Погоняя коня и выкрикивая указания на ходу, помчался к деревне. Ливень прекратился столь же внезапно, как и начался, когда я уже раздавал указания в черте деревни. Люди Радиши, опомнившись, выстраивали ряды на околице. Я оглянулся на их строй — на тех самых бенгальцев, аудовцев, варанасийцев, кто недавно был готов улепетывать со всех ног при малейшей опасности. Озлившиеся черные лица, бешеные глаза, стиснутые в тонкую нитку губы — в воздухе застыло напряжение, готовое вот-вот взорваться. Перед ними блестел покрытый каплями дождя пологий склон, заросший низкой травой. От мокрой земли поднимался пар.

«Скользко. Как бы ни сбился строй в кучу-малу. Хотя скорее это англичанам придется нелегко».

Казаки из моего конвоя разбежались по домам, чтобы накрутить бойниц в глиняных стенах. Туда же срочно сгоняли тех, кто выполнял в полках роль застрельщиков. На единственной площади Джажнипура обнаружился Кузьма Назаров, посеченный осколками, в окровавленных бинтах и злой как тысяча шайтанов. Подчиненные ему персы-лаучи притащили фальконеты, снятые с погибших верблюдов. Их срочно расставляли на вертлюгах на крытых верандах деревенских домов. Проходы между домами забивали повозками из обоза. Джажнипур в мгновение ока превратился в самоделашный форт, готовый огрызаться пулями и картечью. Лишь бы уцелевшие английские гаубицы оказались выведены из строя прошедшим