«Красная, красная кровь, через час уже просто земля», — пел и пел в моих ушах голос Виктора Цоя, с только ему присущей металлической хрипотцой.

Я рассматривал открытое пространство, залитое безжалостным индийским солнцем, складки местности, где за любым валуном мог затаиться неприятель, дыры в каменистой плоскости, из-за которых конница скорее переломает ноги лошадям, чем сможет атаковать, растрескавшуюся глину, акации, дающие не тень, а ее подобие. Идеальное место помериться силами!

Уэлсли, конечно, меня не застал врасплох, не выпрыгнул как черт из табакерки — дальняя разведка, мои казаки, срисовали заранее столбы пыли, поднятые железной поступью полков Почтенной Компании. У меня был выбор — отступить, чтобы соединиться с Войском Донским, или принять бой в одиночку. Выбрал битву. Потому что я не тень Платова, а Игрок. Если это не так, если нас сегодня сломят, то нечего и пыжиться.

Джажнипур. Убогая деревушка за спиной посреди каменистой пустоши, живущая дарами раскинувшихся неподалеку джунглей. За ней перекресток трех скал — торчащие, как бельмо на глазу, гранитные обломки с петляющей между ними дорогой. Ориентир, как мне рассказали проводники, для торговых караванов. Перед этими «зубьями» строились полки Уэлсли, пылила кавалерия, и расставлялись пушки. Как в будущем назовут наше сражение? Сражение при Джажнипуре? Битва у трех скал?

— Ваше высочество! — окликнул меня генерал Ступин. — Чтоб ложементы соорудить, и трех дней будет мало. Камень. Его долбить и долбить.

— Корзины! — подсказал я, вздрогнув и не став поправлять своего генерала.

Муж принцессы — принц? Логично. В белых штанах и сарпечем на чалме. В пору отправляться в Рио-де-Жанейро!

— Набивайте большие корзины осколками и земляной пылью, — только и выдавил из себя.

— Так уже, — откликнулся бывший урус-сардар. — Как могли, соорудили пушкам защиту. Попотчаем англичан гранатами. Созрели фрукты…

«В саду у дяди Вани», — мысленно добавил я, понимая, что весь на пределе, что все эти мои шуточки-песенки — явный признак крайнего нервного напряжения. Мне предстояло впервые командовать битвой, от моих решений зависели судьбы тысяч солдат и миллионы жизней жителей Индостана. И моей принцессы, которая, несмотря на все ее уговоры, осталась в деревне под охраной надежных людей. Она хотела сражаться бок о бок со мной, но я не разрешил.

— Не заставляй меня отвлекаться от боя из-за мыслей о твоей безопасности.

Нур уступила — с неохотой, с таким многообещающим выражением на лице, с каким говорят «будешь должен» или «я еще с тобой поговорю».

План битвы был прост. Устоять под первым натиском, использовав парочку сюрпризов, прорвать английские линии с помощью гуркхов и раджпутов, в образовавшуюся брешь ввести кавалерию рохиллов, заставить англичан на флангах перестроиться в каре и расстрелять их из зембуреков. Опробованная и хорошо показавшая себя тактика за тем лишь исключением, что у меня не было казаков, способных закружить и растерзать уланов и драгунов врага, наступавших плотным строем. Пришлось против них выставлять рогатки, лишая себя скорости пехотного маневра. По этой же причине гуркхи и мои сипаи заняли позицию на левом крыле, имея перед собой открытое пространство, изрытое щелями и провалами, расчерченное руслами мелких ручьев с кучей валунов на дне — здесь коннице не разогнаться.

В облаках поднятой пыли мало что было видно, но все же картина более-менее прояснилась благодаря данным разведки. Уэлсли разместил свои войска в две линии, артиллерию размазал по всему фронту. Кавалерия пока оставалась в резерве. Между стройными рядами пехоты бегали водоносы, разносившие питьевую воду в глиняных сосудах.

Итак, полки построены, можно начинать концерт. Я воспользовался подзорной трубой, разглядел группу офицеров в красных мундирах и треуголках, предположил, что именно там находится Уэсли, и издевательски помахал ему рукой как старому приятелю. Словно так и было задумано, мне в ответ громыхнули английские пушки. Недолет. Черные ядра, попрыгав по твердой как камень глине, не докатились до наших рядов несколько десятков саженей.

Тем не менее, я отдал приказ:

— Линии — сто шагов назад.

Задумка состояла в том, чтобы заставить англичан потаскать свои пушки — батальонные шестифунтовки, пятидюймовые гаубицы и полковые двенадцатифунтовки. Безусловно, сипаи потрясающе выносливы, но войска мадрасского президентства по своим физическим кондициям значительно уступали бенгальским. Горячий неподвижный воздух, палящее солнце представляли собой такое же оружие, как мушкеты и сабли.

Эта игра в кошки-мышки продолжалась не менее часа. Пушкари-сипаи в красных мундирах выкатывали свои орудия, производили выстрел, пушки подпрыгивали, окутываясь дымом. Когда он развеялся, прислуга разражалась злобными выкриками — проклятые мятежники снова отходили.

Видимо, пребывая в ярости, Уэлсли выдвинул часть кавалерии против моего правого фланга — в первой линии драгуны на рослых европейских лошадях, во второй туземная конница на низкорослых юрких лошадках. Горе пехоте, если запаникует и не успеет перестроиться в защитную формацию — обученные рубке драгуны ее стопчут и превратят в мелкорубленный фарш в считанные минуты, если не придут на помощь мои рохиллы.

Вражеская кавалерия начала набирать скорость, обгоняя неспешно шагавшие, локоть к локтю, полки сипаев и выдвинутую вперед цепь застрельщиков. К удивлению командира драгунов, мои индусы в белых мундирах не задергались, они прошагали очередные сто шагов назад, развернулись лицом к врагу — по-прежнему в линии, а не в каре. Драгуны приближались, их сабли, изготовленные для удара, разбрасывали солнечные блики. Неожиданно первый ряд, скакавший стремя в стремя, на что-то наткнулся. Лошади полетели на землю, сбрасывая седоков, или вышли из повиновения, жалобно плача и вскидывая пострадавшие ноги — в их копыта вонзились стальные жала искусно спрятанного в земле «чеснока», пробивая их насквозь (1).

К чести командира туземной конницы, молодого англо-индийца с толстыми ляжками в ослепительно белых бриджах, он вовремя сориентировался и увел свой полк, вооруженный копьями и тальварами, в безопасное место, не дав ему смешаться в кучу-малу с драгунами. На них уже надвигались рохиллы, приготовившись обстрелять англичан из длинных ружей. Ожила и молчавшая до поры моя единственная артпозиция из нескольких батарей — я не стал растягивать их перед передней линией, а свел все 28 орудий разного калибра в одно место, в центр правого фланга, в подготовленный наскоро ретраншемент. На замешкавшуюся конницу обрушился град ядер, обратив в бегство 19-й драгунский. Вернее, его остатки — тяжелые чугунные шары вышибали всадников из седел и ломали ноги коням, дробный грохот копыт сменился