— Будешь мне тут бабкины сказки рассказывать? Где шрамы из госпиталя? Где отметки, что получал продуктовое довольствие? Где записи в книжке, что тебе выделяли офицерский паек?

Он потрясал скомканными бумажками. Разворошил офицерский планшет. Разбросал карты с пометками сорок третьего года. Начал рвать фотографию.

— Хоть дочку оставьте! — взмолился Игорь, вырываясь из цепких лап надзирателей. Иначе их было не назвать — надзиратели, точно! — Я повторяю! Я советский летчик. Мне нужен кто-то из вашего командования. Только им я смогу объяснить, как оказался здесь, под Берлином.

— А мне объяснить? — крича в ухо, издевался чекист. — Или я глупее своих командиров?

— Не глупее. Но вы не поймете.

— А ты, сволочь, попробуй. Посиди с крысами без еды и воды два дня. Подумай. Потом вызову.

Бросив у ног фотографию, наступив на нее, отрешенно махнул костоломам:

— Без воды и еды. Двое… нет, отставить. Трое суток! Потом ко мне на допрос.

Старшего лейтенанта врезали в живот. Подхватили под руки. Понесли. Ноги волочились по полу. Отчаянно хотелось вывернуть наружу всю баланду за эти три дня, когда неизвестно куда исчез его бывший следователь. Подводя к подвалу, еще два раза с размаху ударили. Брызнула кровь из губы. Толкнули внутрь. Захлопнули дверь. Лязгнул засов. Бывший хозяин усадьбы, немец-бюргер, на славу постарался с запорами, пряча вино от своей крепостной челяди. Ни окошка, ни вентиляции. Когда захлопнулась дверь, обрушилась беспросветная тьма. Теперь Игорю-летчику предстояло провести в этой кромешной мгле трое суток. Без еды и воды. Наедине с полчищем крыс. Такие дела…

* * *

…Первые сутки он держался, как мог. В туалет не выводили. Пришлось в углу сырой земли выкопать ямку. На вторые сутки началась жажда. На третьи, где-то под утро, когда он высасывал из влажной земли какие-то крохи ушедшей под землю воды, на него напала первая крыса.

— Изыди, тварь! — вспомнил он жужелицу в триасовом периоде, когда оказался с барокамерой в царстве динозавров. Тогда его посетили странные видения, будто он столкнулся с неизвестной цивилизацией Тапробан. Гигантская жужелица в тот момент впрыснула ему яд, и пилот, поддавшись галлюцинациям, провалился в иной мир Бытия. Сейчас, напавшая крыса, напомнила ему ту сколопендру. Вонзив клыки в расшнурованный ботинок (шнурки отобрали), омерзительный грызун подземелья впился в подошву.

— Ах ты, исчадие ада! — с отвращением отшвырнул крысу летчик. Он уже давно привык разговаривать сам с собой, когда оставался в одиночестве — будь то в Ледниковом периоде, или у стен Колизея Древнего Рима, или в дворцовых палатах Екатерины Великой. — Где твои собратья?

Из горла вырвался только хрип. От жажды начинался обморок. Пилот понимал, упади он сейчас, и на него набросятся всей стаей — десятки, если не сотни. Отвратительно сверкавшие в темноте глаза, только и ждали, когда человек исчерпает последние силы.

За первой крысой напала вторая. Продолжая швырять в темноте комья грязи, летчик постепенно терял надежду. Иногда что-то мерещилось. Казалось, тонкий лучик света пробивается сквозь земляную стену. Откуда? Потом луч исчез. Пока крысы готовились к новой атаке, Игорь на несколько секунд проваливался в черную бездну. Там была пустота. Вот, опять померещилось!

Стряхнув крысу с ноги, сухими глазами всмотрелся в стену. Нет! Черт — ведь что-то блеснуло!

У него засосало под ложечкой. Мираж? Больное видение воспаленного разума?

И снова блеск! Черт — черт — черт! Ведь что-то рвется наружу! Точно — рвется! Но, что?

Больной мозг, лишенный живительной влаги, стал передавать изнутри какие-то странные образы. Теряя рассудок и последние силы, он вдруг увидел, как земляная стена расступилась, обнажив идеально правильный круг. Нет. Не круг. Может, дыру? В полной тьме ему вдруг почудилось, как дыра стала вырастать в размерах. Вот она поглотила половину стены. Старые трухлявые иссохшие бочки заслонило призрачной тенью. И подобно мощному пылесосу, дыра стала всасывать в себя сразу десяток-другой мерзких созданий. Их отвратительный писк заполнил весь подвал подземелья. Теряя последнюю волю, Игорь бессильно потянулся руками к круглой воронке. Запахло озоном. Снаружи послышался грозный окрик охранника:

— Эй! Падаль фашистская! Ты чего там делаешь?

Теперь луч, вырвавшись из дыры, хлынул потоком под дверь — очевидно, охранник его и заметил. Лязгнул засов. Игоря швырнуло мощным давлением в раструб воронки.

Вот ты и вернулась за мной, барокамера! — мелькнуло в затухающем разуме.

Гигантский рукав пылесоса, ослепляя мощной струей света, принялся втягивать в свою утробу все, что было в зоне его досягаемости. В две секунды в черной дыре исчезли крысы с винными бочками. Потом стало всасывать самого Игоря. Он не препятствовал этому. Проблеск разума подсказал, что здесь, в подвале, нашел его маркер тот самый портал времени, какой всегда отправлял в различные эпохи планеты. Червоточина с саркофагом отыскала модуляцию летчика в усадьбе немецкого бюргера. Еще бы сутки, и старшего лейтенанта сожрали бы крысы, обглодав до костей.

— Привет тебе, моя спасительница, — обратился он воспаленным рассудком к автоматике барокамеры.

Вектор обнаружен. Начинаю отсчет отбытия, — провозгласил механический голос самописца.

Темнота расступилась.

Десять…

Девять…

Последние крысы со ржавым ободом бочки поглотились мощным потоком давления.

Восемь…

Семь…

Дверь подвала медленно подалась наружу. В полосе коридорного света мелькнула рука охранника, держащая ручку двери. Игоря перевернуло в воздухе, приняв горизонтальное положение. Словно расплавленная капля ртути, его тело вытянулось вперед — в направлении всасывающей струи. Сначала деформировались ноги, ускользая в воронку. Меняя силуэт под гравитацией, растягиваясь во всю длину подземелья, тело летчика приобретало сюрреалистическую картину Сальвадора Дали. Подобно расплавленным часам на ней, руки, грудь, голова, трансформировались в тонкую линию.

Шесть…

Пять… — продолжал отсчитывать металлическим голосом самописец.

В дверной проем просунулась физиономия часового. Глупым ошарашенным взглядом уставился на то, во что сейчас превратился узник подвала. Тонкая нить плоти летчика постепенно всасывалась в утробу черной дыры. От ужаса охранник стал оседать на колени. Деформированный силуэт пленника заканчивался головой, которая у него на глазах распадалась на части. Правая сторона лица съехала в сторону. Левая щека, обнажая подкожное мясо, устремлялась вслед за вытянутой нитью. Это было похоже на расплавленный парафин, стекающей с огарка свечи.

— О, свят-свят-свят… — перекрестился охранник, чувствуя приближение обморока.

Четыре…

Три… — услышал он голос автомата. На голове дыбом встал волос. Крестясь и поминая дьявола, караульный из штата чекистов стал отползать от двери. Под ним образовалась предательская лужа — штаны сразу промокли. Успел увидеть,