— Рад стараться, вашбродие! — вытянулся в струнку младший боец. — Угостите папироской?

От такой наглости даже я слегка очумел. Дернул за рукав. Прошипел, пока майор выходил на связь с полковником:

— С ума сошел? Нас же закопают тут!

— Уже нет, — самодовольно кивнул он на рацию. — Конструкция ничего не напоминает, веселый- интересный? Глянь-ка. Не твоих рук дело?

Только сейчас я успел бросить взгляд на свое детище. Борька был прав. Особист пользовался моей разработкой, введенной в войска накануне нашего плена. Помнится, перед отъездом в штаб, когда нас поймали засадой в лесу, в войска ушла директива с новейшей технологией раций. Павел Данилович Гранин тогда отчитался Власику по телефону, что радисты осваивают новое средство связи. Потом нас взяли в плен, потом были катакомбы Берлина, побег, Герхард с Катей. Штутгарт, снова побег. Поезд, Скорцени. Контакт со штабом мы потеряли. У меня был пробел — ввели ли в войска мои разработки? И вот сейчас я увидел продукт своих собственных рук. Борька расплылся широкой улыбкой:

— А? Узнал свое детище? Помнишь, как вы с Граниным чертили всякие схемы? Потом Илья Федорович отправлял их в КБ, а там инженеры пускали эти коробочки на поток?

Нахлынула бездна воспоминаний. Вот мы сидим в какой-то избе, по-моему, уже в Германии. Или нет? Впрочем, не важно. Сидим под керосиновой лампой. Стол завален бумагами. Комната наполнена дымом махорки. За столом я, Павел Данилович, кто-то из конструкторов Бюро — может, Королёв или Яковлев. Илья Федорович на связи с Кремлем. Я передаю ему схемы раций, приборов ночного видения, оптических прицелов. Потом в войска внедряются разработки дронов, беспилотников, квадрокоптеров. Операция получает название «Красная Заря». Перед этим были и «Красные рои» и «Сталинские шершни» и «Сталинские удары» — что только не перебрали в уме. Остановились на «Красной Заре». Позднее этот код стал нашим, можно сказать, талисманом. Именно с помощью него мы узнали, что нас ищут по всем радиоволнам эфира. Сразу вспомнился Герхард с его аппаратом «Телефункен», когда мы под Новый год поймали закодированный текст, обращенный к нам. Услышав позывной: «Красная Заря», мы с Борькой поняли — нас ищут. О нас не забыли.

У меня навернулась слеза. Господи! Казалось, как давно это было! Сколько случилось всего! Скольких близких мы потеряли!

Майор, между тем, закончил разговаривать с полковником Юрасовым. Отдал рацию помощнику. Рядом стоящий лейтенант в форме СМЕРШа, козырнул:

— Что прикажете, товарищ командир?

— В машину. Обоих. На заднее сиденье. Сядешь с ними. А я на переднем.

И пожал мою руку. Борька оторопел.

— А мне пожать?

— Перебьешься, — пошутил вмиг подобревший чекист. — Уж больно нахальный ты тип.

— Тогда, хотя бы папироску мне в зубы. Чтобы дым пошел.

— В зубы получишь, если будешь пререкаться со старшим по званию. Полковник тоже не лестного мнения о тебе. Слишком развязный ты, как для солдата.

— А вот и мимо. Я партизанил, когда Саня привлек меня в свой штат, — кивнул на меня. — И если бы не я, спасший его из рук нацистов, не видать бы вам теперь вот этой рации, — ткнул пальцем в устройство на портупее майора.

Тот уставился на наглую рожу. Перевел непонимающий взгляд на меня.

— Долгая история, — махнул я рукой. — Не слушайте. Парень тронулся умом, попав под обстрел фаустпатронами.

А сам, толкнув в бок, прошипел:

— Очумел? Хочешь, чтобы меня, как секретного разработчика, знали в лицо?

Младший помощник тотчас понял свой промах.

— Мать моя бесценная старушка! — заорал весело, отвлекая чекиста от подозрительных мыслей. — Мы же снова в Берлин возвращаемся, лишенец! Сколько нас там не было, колхозный трактор мне в задницу? А?

Чекист покрутил пальцем у виска. Машина, взвыв глухим рокотом, двинулась по дороге, огибая колонны войск. На Берлин главным образом двигалась техника. Месила грязь со снегом дальнобойная артиллерия. Кругом раздавались команды, чадили походные кухни, пахло кашей на прожаренном сале. Несколько эшелонов разгружались вдали с железнодорожных платформ. Все кипело, бурлило, двигалось в одном направлении. Как назло, в небе завязался воздушный бой.

— Не везет нам с военным транспортом, лишенец, — заметил Борька, когда, отделившись от группы «мессеров», в нашу сторону устремилась тень самолета. Я успел разглядеть кресты на фюзеляже, а Борька уже что есть мочи орал:

— Вот хрень собачья! Опять подобьют!

И, навалившись на заднем сиденье, прикрыл меня своим телом. А ведь верно, — мелькнуло в мозгу, — как только мы садимся в штабную машину, нас всегда атакуют. Сколько раз уже было? Сначала в Карелии. Потом в Польше. Теперь вот в Германии. И Семена я потерял при атаке из воздуха.

Раздался стремительный свист. Машину швырнуло к канаве. Над крышей промчался вихрь смерти, поливая свинцовым огнем. Майор на переднем сиденье сжался в комок, похожий на позу эмбриона. Водитель лихорадочно выкрутил руль, стараясь выровнять корпус машины. Заработали справа зенитки. Сквозь окно я успел разглядеть, как за «мессером» устремился наш «ишачок» — так называли в быту модель И-16. Но куда ему было тягаться с прославленным асом геринговских «бубновых тузов»? Сразу бросалось в глаза, что наш летчик безнадежно отстал.

— Ща по нам долбанет! — орал Борька, вдавливая меня в сиденье. — Не трепыхайся, лишенец, я за тебя отвечаю!

Трассирующая полоса прошила бок соседней машины. Не знаю, целился ли немецкий пилот в нас, или мишенью был грузовик с отдельным взводом солдат, но очередь скосила всех, кто сидел в кузове. «Мессер» пошел к развороту, когда из воздушной ямы к нему спикировал наш Ла-5. Эту машину я знал хорошо. Конструктор Семен Алексеевич Лавочкин иногда заглядывал к нам в КБ, делясь со мной своими разработками.

— Пригнуться! — крикнул с переднего сиденья майор. — Теперь и я за вас отвечаю, пока не доставлю в Штаб фронта.

Машину несло по разбитой дороге. Откуда взялось звено «юнкерсов» я не заметил. Корпус кидало в разные стороны, на меня навалился Борька, а снаружи слышались взрывы. Еще одно звено немецких асов вывалилось из воздушной ямы, где вели бой сразу несколько эскадрильей противника. Громыхнув впереди, земля вздыбилась, швыряя комья перемешанной грязи со снегом прямо в лобовое стекло. Нас крутануло на месте. Скрежет металла резко полоснул прямо в ухо. Я почти оглох, когда рядом разорвалась авиабомба. Неимоверной силы взрыв подкинул машину, а две «тридцатьчетверки» сбоку полыхнули огнем