– Я рада, что встретила вас. Две пары глаз и рук лучше, чем одна.

Мужчина едва заметно улыбнулся.

Спустя несколько переулков мы наконец выбежали к одной из пристаней.

В субботу людей на улицах Венеции было ужасно много. Торговцы, гондольеры и просто прохожие толпились, закрывая свободный проход по узким улочкам вдоль канала. Профессорская форма Джиованни вновь притягивала нежелательное внимание.

– Такая толпа… – простонала я. – Мы здесь не пройдём.

– Если упадёте, старайтесь не глотать воду. Гранд-канал с годами не становится чище, – быстро сказал Джиованни.

На пристани были пришвартованы длинные ряды гондол. Профессор спрыгнул в одну из них и протянул мне руку.

– Что?! Что вы делаете?

– Мы с вами пройдём по пришвартованным гондолам. Так нам не помешает толпа и мы выйдем точно к палаццо, – Джиованни говорил спокойно и уверенно, словно уже не раз прыгал по гондолам, как по дороге.

Я взглянула на пристань. «Он прав. Толпа будет сильно нас тормозить – я и сама только что думала об этом. И придётся уйти в переулки…» Собрав волю в кулак, я мысленно поблагодарила учителя фехтования, которого нам с Тадеушем когда-то нанял отец. «Месье Моро, ваши упражнения для баланса всё-таки пригодились!..»

Приняв руку Джиованни, я спустилась в гондолу и сразу переступила на следующую. При каждом моём шаге лодки покачивались, так и норовя перевернуться, но профессор Калисто, идущий за мной, придерживал меня за локоть, не давая упасть.

– Scendi dalla mia gondola[33]!

Крики возмущённых гондольеров затихали за спинами по мере того, как мы продвигались вдоль Гранд-канала. Впереди показался мост Академии, который, по иронии, не имел к ведающим и нашей альма-матер никакого отношения, а прямо перед мостом зиял тёмными окнами заброшенный особняк.

– Позвольте помочь, – попросил Джиованни, первым поднимаясь на пристань у дома и снова протягивая мне руку.

Я немного заторможенно подала ладонь, взбираясь вслед за ним.

Возле палаццо Контарини-даль-Дзаффо почти всегда стоял туман. Учёные когда-то дали этому разумное природное объяснение, а Орден с радостью их поддержал, лишь бы не подпускать к дому, в котором когда-то жил прославленный кардинал, ведающих. Конечно, мы все прекрасно знали, что особняк был проклят, но в нём никто не жил, вход туда был запрещён, и после ряда неудачных попыток договориться с Орденом об очищении Ковен оставил попытки вмешаться в судьбу палаццо.

«Раньше он казался больше…» – думала я, вспоминая свою первую встречу с этим домом.

Лето, 138 год от Зимнего Совета, 1873 год от Рождества Первозданного

– Какой большой… – прошептала я, подходя к палаццо.

Заброшенный дом на берегу Гранд-канала был трёхэтажным. Арочные окна с мутными стёклами казались пугающими глазами, следящими за мной. Густой туман вокруг придавал этому виду ещё больше мрачности.

«Всё как девочки рассказывали! Туман, который помутил разум несчастного влюблённого художника». Я прислушалась, надеясь уловить те самые шёпоты и крики духов, о которых ночью говорили соседки по дормиториям. Из-за посторонних звуков и плеска Гранд-канала ничего путного до ушей не долетало. «Одной внутрь идти страшно…»

Мне как никогда хотелось, чтобы Тадди тоже был в Венеции. «Я ему говорила, что надо было больше стараться, чтобы магия проснулась! Тогда мы смогли бы вместе поступить на первый подготовительный курс…» Но брат не любил утруждаться. Его больше интересовали уроки фехтования с месье Моро и коллекция оловянных солдатиков, чем упражнения для ускорения проявления силы.

Подумав о брате, я недовольно топнула по причалу новенькими туфельками. «Вот и сиди в холоде и слякоти! Ешь свои пудинги из Шеффилда… А я разгадаю загадку дома с привидениями!»

На самом деле мне самой безумно не хватало пудингов из Шеффилда, и о привидениях намного приятнее было читать дома под стук дождевых капель за окном. Но отступать было поздно. Я уже сбежала из Академии, хотя детям с курсов подготовки нельзя было вообще никуда выходить без учителя. Получать потом наказание просто так, не сделав ничего запланированного, было бы обидно.

Мысль о том, что я, десятилетняя ведающая, найду разгадку тайны тумана палаццо Контарини, будоражила мысли и толкала меня к забору за домом, где начинались сады палаццо.

Стоило мне пролезть между прутьями, как звуки с Гранд-канала исчезли. Остались лишь тишина и шелест листьев. «Смелее!» Я шагнула дальше, с тревогой осматривая мрачную зелень и замшелые скульптуры. Искорёженные мраморные лица, казалось, следили за мной. «Их просто очень много, никто за тобой не следит, Эстер. Папа говорил, что проклятия не любят статуи: из камня трудно черпать энергию».

В памяти всплыли детали истории дома, которую рассказывали соседки.

Когда-то кардинал Контарини пригласил юного художника Луццо, чтобы тот написал пейзаж для одной из комнат…

Между деревьями раздался шорох. Я вздрогнула, сжимая подол юбки.

Порыв ветра, неспособный разогнать туман, тем не менее заставил одну из искривлённых ветвей отломиться. Она упала в кусты с точно таким же звуком, какой напугал меня мгновение назад. «Просто ветка!» – выдохнула я.

Однажды кардинал позвал Луццо на званый ужин. Там художник и встретил прекрасную синьорину Сесилию. Их любовь вспыхнула, как факел. Сесилия стала его музой, его вдохновением…

– Сесилия… – прозвучало среди деревьев.

По спине прошла волна холода, и я вскинула голову, ища источник звука. Вглядываться слишком долго в тёмные окна палаццо, выходившие в сад, было невыносимо.

– Сесилия! – шёпот прозвучал прямо у меня за спиной.

Я резко обернулась, цепляясь ногой за корягу, и упала на землю. Сады палаццо по-прежнему были пусты. «Прекрати паниковать! – приказала я себе. – Если хочешь изучить место, надо вспомнить всё, что ты знаешь о его секретах».

Медленно поднявшись на ноги, я продолжила историю художника уже вслух. Звук собственного голоса разбавлял звенящую тишину, а ещё давал жалкую надежду на то, что за ним я не услышу никаких шёпотов.

– Луццо любил Сесилию сильнее, чем искусство, – пробормотала я. – Но муза изменила ему, предпочтя другого художника.

– СЕСИЛИЯ!

На этот раз отчётливый мужской крик раздался откуда-то изнутри дома.

Я с трудом подавила визг, рвущийся из груди. «Если хочешь изучать проклятия, как отец, как мама… Держись!» У меня не оставалось сомнений в том, что неупокоенные духи обитали в палаццо Контарини. «Но что за духи? Проклятые сущности? Или безвредные отголоски жизни?»

– Ты – Луццо? – голос предательски дрожал.

И я почти с облегчением поняла, что никто мне не отвечает. Очень хотелось просто уйти, вернуться в Академию, признаться