шуткам.
Из тягостных мыслей меня вырвал стук в дверь. Я непроизвольно вздрогнул, возвращаясь к реальности и повернувшись ко входу сказал:
— Заходи. Открыто.
— Это я, — произнёс Сергей, входя в помещение. Его голос звучал неуверенно, и он, словно для верности, добавил: — Можно?
— Да-да. Что случилось? Выключатель света не смог найти?
— Нет, с этим всё нормально, — ответил он, подходя ближе. Его лицо было серьёзным, а в глазах читалась неловкость. — Я извиниться пришёл. Извини за срыв. Я не должен был так себя вести. Мне нет оправдания.
Я посмотрел на него, чувствуя, как раздражение, ещё тлевшее где-то внутри, начинает угасать. Он выглядел искренне раскаивающимся, и я махнул рукой:
— Да ладно тебе. Бывает.
— Нет! Не бывает и не должно такое быть между товарищами! — возразил он с жаром. — Тем более тогда, когда один из них, жертвуя секретностью, спас другому жизнь. Он вытянулся по стойке смирно, словно перед командиром, и чётко произнёс: — Николай, прошу прощения! Такого больше никогда не повторится!
Я поднялся с кровати и протянул ему руку:
— Договорились. Давай будем считать, что ничего и не было.
Он крепко пожал мою ладонь, и напряжение, витавшее в воздухе, как будто растворилось. Обстановка разрядилась, и я почувствовал, как на душе стало легче.
— Что делаешь? — спросил Сергей.
— Да вот, барахло разбираю — это личные вещи, — ответил я, указывая на рассыпанные предметы и, прекрасно понимая его любопытство, начал разъяснять. — Вот это, например, называется ридер, ну или читалка, как кому нравится.
Протянул его Сергею. Тот взял девайс, осторожно повертел в руках, разглядывая со всех сторон, и хмыкнул:
— Судя по названию «читалка», её читают? Но что именно?
— Не её, а на нём, — улыбнулся я. — Смотри.
Я нажал на боковую кнопку, и экран ридера засветился, начиная загрузку.
Парень замер, его глаза расширились от удивления.
— Ничего себе, — прошептал он через полминуты, когда на экране появился текст. — Тут текст виден. — И воскликнул: — Смотри! Его действительно можно читать!
— Так для этого устройство и сделано, — объяснил я. — Сюда загружается информация в виде книг, и её в любой момент можно прочесть.
— Как это — загружается?
— Ну, то есть переписывается по радиоканалу или через кабель. Сама информация в это время находится на другом устройстве, — я задумался, как объяснить проще, чтобы он понял, опираясь на реалии его времени и сказал: — Считай, что такая информация записана на множестве маленьких грампластинок. Только она сжата до такой степени, что даже на одну такую «пластинку» можно записать не пять-семь песен, как у вас сейчас, а десятки тысяч. И таких «пластинок» внутри очень много. При этом перемещать условную’иглу', чтобы выбрать нужную «дорожку», можно с помощью вот этих кнопок.
Я щёлкнул по боковым кнопкам, перелистывая страницы, а затем вернулся в меню.
— Вот видишь — каждый файл — это целая книга. На этом устройстве их всего шестьдесят, но вообще в ридера этой модели влезет под несколько тысяч. А если объём памяти расширить специальными электронными устройствами с микросхемами, то и под несколько десятков или даже сотен тысяч.
Сергей покачал головой, его лицо выражало смесь недоверия и восхищения.
— В это просто невозможно поверить, как и во многое другое, — вздохнул он, а затем задумчиво произнёс: — Николай, у меня к тебе ещё один вопрос.
— Задавай, — кивнул я, готовясь к чему угодно.
— Скажи, почему я вижу на плакатах, что висят на стенах, не только красные знамёна, но и знамёна царя и даже ранней Российской империи?
Глава 11
Сложный мир
Я знал, что рано или поздно этот вопрос обязательно возникнет. Более того, я считал правильным ничего не скрывать и именно поэтому все плакаты и рисунки, которые переместились в это время, оставил на своих местах. Я считал, что если начать утаивать информацию, то рано или поздно правда всплывёт, и тогда обосновать свои мотивы будет куда сложнее. Поэтому объясниться необходимо было здесь и сейчас, пока не стало слишком поздно.
Вздохнул, посмотрел разведчику в глаза и, взяв с него обещание выслушать всё максимально хладнокровно, стал рассказывать о будущем страны. Начал, разумеется, с того, что немца мы разобьём, но очень высокой ценой, что аукнется на многих, многих поколениях. Услышав это визави просветлел лицом, но лишь кивнул, ожидая дальнейшего повествования. И я продолжил.
Я старался говорить правдиво, но чтобы не травмировать, на неприглядных моментов новой истории не останавливался, упоминая их вскользь. Не хотелось, чтобы у разведчика, выросшего в атмосфере патриотизма к советскому строю, сложилось негативное отношение к потомкам. Я говорил о взлётах и падениях, о переменах, которые ждали страну, о том, как она прошла через войны, революции, распад и возрождение. Упомянул, что в моём времени, в 2025 году, идёт курс на примирение всех противоборствующих в прошлом сторон. Общая мысль была простой, но важной:
— Когда мы едины, мы непобедимы! С этим никто не спорит, и это главное. Остальное — частности.
Сергей слушал внимательно, но я видел, как в его глазах загорается искра несогласия. Он явно собирался вступить в спор, вероятно, чтобы отстоять свою точку зрения, сформированную в реалиях СССР этих лет.
Но я, предвидя это, поднял руку, останавливая его:
— Так, как есть, в моём прошлом уже случилось. Это была моя история. У вас всё может быть иначе. Если тебе хочется узнать подробности, в библиотеке, которая тут есть, я видел книгу с краткой историей России вплоть до 2025 года. Возьми, прочитай, а потом, если что-то будет непонятно, обсудим. Но скажу сразу: спорить о политике я не люблю и не буду. Одним нравится одно, другим — другое. Любой такой спор по сути своей бессмысленен, так что в своих взглядах меня убеждать не надо. У меня свои.
Сергей нахмурился, явно не удовлетворённый моим ответом.
— Ты же сказал, что за нас. Или ты за белых? — спросил он, и в его голосе послышался вызов.
— Я просил тебя не заводить этот разговор, — вздохнул я, чувствуя, как усталость снова накатывает. — Но раз уж ты его затронул, отвечу раз и навсегда. Оба эти строя имеют множество своих плюсов и огромную кучу минусов. Лично я придерживаюсь той точки зрения, что необходимо из каждой системы