Я встал, обошел стол, опустился перед ней на колени и взял ее руки. Они были ледяными.

— Именно после этого, Марина. Именно поэтому. Потому что они хотят отнять у нас всё. Не только жизнь. Они хотят отнять у нас чувства. Любовь. Нежность. Желание. Хотят превратить нас в таких же бездушных чудовищ, как они сами. И самый страшный проигрыш — это позволить им это сделать. Цепляться за жизнь — это мало. Надо цепляться за то, ради чего она стоит. За то, что делает нас людьми.

Она смотрела на меня, и ужас в ее глазах медленно уступал место чему-то другому — пониманию, печали и нежности. Она притянула мое лицо к себе и поцеловала в лоб.

— Ты совсем не похож на мальчишку, Игорь. Совсем.

— Война быстро старит, — горько усмехнулся я.

— Нет. Это не старость. Это… мудрость. Какая-то древняя, не от мира сего. Как будто тебе не семнадцать, а сто лет.

«Почти угадала», — подумал я.

В сенях хлопнула дверь, послышались голоса и тяжелые шаги. Мои товарищи вернулись на ночлег. Наше уединение подходило к концу.

— Игорь, вы там… э-э-э… закончили? — не входя в горницу, спросил Алькорта.

— Подождите две минуты, парни! — попросил я.

— Да, мне уже пора идти. Дежурство. Раненых много, — Марина вздохнула, сбросила одеяло и начала быстро поправлять одежду. Ее лицо было серьезным и печальным. Я бережно помог ей застегнуть пуговицы на гимнастерке. Мы поцеловались, но уже без дикой страсти — спокойно и нежно. Она поправила волосы, машинально подхватила со стола пустую корзинку и подошла к двери.

— Игорь?

— Да, милая?

— Цепляйся. Держись за это. За нас. И, пожалуйста, возвращайся живым. Обещай!

— Обещаю, — кивнул я.

Она ушла. Я остался один в опустевшей и тихой горнице, но впервые за этот долгий день в груди были не только боль и ярость. Там теплился маленький, но очень живучий огонек. Теперь мне было ради кого жить.

Глава 9

13 сентября 1941 года

День четвертый, утро

Всю ночь я спал, как убитый — меня совершенно не беспокоили ревущие за околицей двигатели садящихся и взлетающих бомбардировщиков. Проснулся я от пронзительного, ни с чем несравнимого ощущения тишины и покоя. Проснулся сам, никто меня не тормошил. Лучи раннего солнца, пробиваясь сквозь запыленное стекло единственного окна, золотили плавающую в воздухе пыль. Я лежал на лавке, укрытый драным хозяйским одеялом, и несколько минут спокойно потягивался и зевал, наслаждаясь давно забытым чувством сладкой утренней неги.

Наконец, со стоном оторвавшись от «постели», я встал и сделал несколько махов руками. Тело отозвалось привычной болью в мышцах, но уже не такой острой, как накануне — каждый мускул, каждая кость напоминали о гонках по пересеченной местности, ночевках под открытым небом, стрельбе и безумном напряжении предыдущих дней.

Я неторопливо оделся в просохшие за ночь бельё и комбинезон, подпоясался ремнем, поправил висевшие на нем пистолет и нож, и вышел на улицу. Воздух был свежим и прохладным, пахло дымом, прелой соломой и чем–то осенним, яблочным. Во дворе, под нависающими ветками старой яблони, стоял наш «Ситроен». Капот был открыт, а рядом позвякивал инструментами наш «технический специалист».

— Хосеб, доброе утро! — крикнул я ему, подставляя лицо теплому утреннему солнышку.

Алькорта вылез из–под капота, его смуглое лицо было испачкано масляными пятнами.

— Buenos días, Игорь! — он широко улыбнулся. — Выспался? А то вчера ты был похож на свежего покойника. Сейчас лучше, порозовел.

— Спасибо, живой, — усмехнулся я. — Где все?

— Петя ушел на совещание к твоему падре. Хуршед пошел за завтраком.

Умывшись у колодца ледяной водой и растерев лицо до красноты твердокаменным полотенцем, я вернулся в хату и разложил на столе своё оружие. «Оно любит ласку — чистку и смазку!» Первым разобрал и почистил «Браунинг Хай Пауэр». Запах оружейной смазки и едкой пороховой копоти плыл по горнице, такой «родной» и успокаивающий. Я тщательно протер все детали, каждый патрон, проверил пружину магазина. Собрал пистолет и несколько раз передернул затвор, взводя и спуская курок. Механизм щелкал с приятной слуху четкостью. Хороший мне трофей от бандеровской сволочи достался — для здешней местности эксклюзив. Потом принялся за «Парабеллум» — им я вчера не пользовался, но все равно неторопливо проверил. Оружие было чисто, исправно и готово к работе. Это придавало уверенности.

В это время в избу вошел Хуршед. Он нес армейские котелки, из которых валил ароматный пар.

— Завтрак, — коротко бросил он, ставя «добычу» на стол. — Каша с тушенкой. Вкуснотища!

— А тебе разве свинину есть можно? — подколол я, придвигая котелок и доставая из–за голенища сапога ложку.

— Я же комсомолец, Игорь, на меня мусульманские запреты не действуют! — очень серьезно ответил узбек. — К тому же это вкусно и питательно.

В горницу вошел Алькорта, вытиравший руки ветошью и сразу за ним буквально ворвался Валуев, с порога втянувший ноздрями воздух и счастливо улыбнувшийся от аромата еды.

— Снова «пища богов»! Ну, еще поживем, товарищи!

Все уселись за стол. Ели молча, «сконцентрированно», запивая великолепную гречневую кашу с жирными кусками мяса чистой колодезной водой из жестяных кружек.

Первым закончив завтракать, Валуев удовлетворенно откинулся на стену горницы и весело сказал:

— Был в штабе, узнал новости! Обстановка меняется не по дням, а по часам.

— Что–нибудь интересное случилось, Петя? — спросил Хуршед.

— Группа Глеймана, базируясь на Вороновку, рассылает рейдовые отряды по всему району. Логистика фрицев на правом берегу Днепра, можно сказать, полностью нарушена. Они мечутся, как угорелые, не понимая, откуда ждать удара. — Валуев снял пилотку, вытер потный лоб. — Наши танкисты молодцы — на немецких аэродромах уничтожено полсотни самолетов, раздавлены прямо на земле — спасибо карте фон Штайнера, все отряды точно вышли на цель. В небе теперь почти безраздельно хозяйничают наши «соколы». На «Степной» под утро перебазировались еще два полка доблестных ВВС РККА — теперь у нас под боком не только истребители, но и бомбардировщики «СБ» и «Су–2».

— Ночью тяжелые самолеты гудели над головой беспрестанно! — отметил Хуршед. — Видимо, «воздушный мост» работает в авральном режиме.

— Да, крутится «карусель», крутится! — кивнул Валуев. — По словам Кудрявцева, приняли тридцать восемь бортов. Привезли топливо, снаряды для танковых