Глава 17. ЖАЛЬ, ЖАЛЬ, А ПОСОБИТЬ НЕЧЕМ

Покоя нет Мире ни в ногах, ни в голове. По комнате круги наматывает, а мысли из стороны в сторону так и мечутся. Нет ни сил, ни желания верить в рассказы о губительном влиянии Нави на всё живое. Ничего в её душе не могло примириться с конечностью жизни. Будто умирать могут другие, но только не она. Мире всегда думалось, что её жизнь будет длиться ещё очень долго. Самое страшное, что никто не знал сколько ей времени осталось.

«А разве до этого было как-то по-другому?» — пронеслась мысль запоздалая.

Просто она никогда не думала о смерти. О своей смерти, если уж быть точной. В кровать легла, да и там до полуночи вертелась. Вспомнила, что так и не высказала предположение о том, что дракон способен её в Явь отнести. Ведь Юдо показал ей воспоминания о полёте в их мире.

По итогу заснула беспокойным сном. А во сне приснилось: вновь она перед оком Юда стоит, и голос его в голове у неё звучит:

— На спине у меня выросло древо лишь для тебя. Ты его смело руби. Обручье из него для себя сотвори. Калисса с собой зови. Он укажет дороги-пути.

И только голос звучать перестал, как она ото сна очнулась. За окном день уже.

«День то день. Знать бы какой» — мысленно вздохнула Мира и потянулась.

К чему этот сон? В том сне, всё как настоящее, как и в прошлый раз было. А может, вещий? И что думать, не знает. Вылезла она из-под полога. Глядит — в комнате и купель уже наготове стоит. Вот ведь загадка, как же тени те мгновения угадывают, чтобы эту купель незаметно внести да вынести. Вспомнилось, как на днях её Чёрт обнюхивал. Вздрогнула и поторопилась в мёртвой воде окунуться. Как и следовало ожидать, стоило из комнаты отхожей воротиться — нет купели.

Решила она сегодня принарядиться, а то вдруг чего, а платья красивые и не нашивала. Открыла сундуки и давай выбирать, примерять. Выбор пал на рубаху белую, шёлковую, узорной тесьмой украшенную. Сверху сарафан парчовый накинула, цвета тёмной вишни, затем летник с драгоценными пуговицами. Кокошниками долго любовалась, кумекала, выбирала. Победителем вышел кокошник, богато жемчугами украшенный. К нему с обоих сторон она ещё жемчужные рясны подвесила, длиною до самой груди. В зеркало бронзовое смотрится, знай себя нахваливает:

— Царица! Точно царица.

Не меньше часа на наряды потратила, вроде и перекусить время пришло. Решила она в большой зал спуститься, где вчера скатерть-самобранку на столе видела. Вышла Мира в мрачный коридор замка, на дверь, ведущую в комнату Богдана, покосилась.

«Не ходи одна…» — восстали в памяти слова Златана.

Да не собиралась она бродить, а путь до лестницы по коридору запомнила уж. Дошла Мира до двух дверей, напротив друг друга расположенных. Правая знала — ведёт в солнечную комнату со странным названием солар, в которой когда-то обедала со Златаном, и приостановилась.

«Дай, в другую загляну» — подумала Мира и к двери шагнула.

Отворила. За ней коридор, как и за противоположной. Решила всё-таки глянуть, куда приведёт, и по нему двинула. Идти пришлось не долго, всего три факела. Коридор оканчивался тремя дверьми, ведущими прямо, направо и налево. Выбрала ближе всех, что налево вела. Распахнула её решительно. А там коридор длиннющий, с кучей дверей. Она в первую заглянула, оказалось, это покои. Поменьше её будут и скромнее, но вполне добротные. За соседней дверью снова покои, один в один, как предыдущие. И следующие такие же. По коже Миры неприятный холодок прошёл. Она, прищурившись, посмотрела вглубь, по проходу с множеством одинаковых комнат и вспомнила, что замок сам по себе растёт и ширится. И поспешила в коридор, из которого вошла, вернуться, кабы не потеряться в таком однообразии.

Едва дверь за собой прикрыла, как до слуха плач донёсся. Мира прислушалась. Никак ребёнок. Плач шёл из-за двери, что находилась прямо. Мира спешно подошла. Не осталось у неё сомнений, что там ребёнок рыдает. Громко, навзрыд. Когда по двери изнутри заколотили, явно небольшими детскими кулачками, Мира от неожиданности несколько шагов назад сделала.

— Выпусти-и-и меня! — сквозь рыданиями кричал ребёнок, молотя по двери: — Слышишь меня-я-я! Я всё равно сбегу-у-у!

И словно в подтверждение слов, послышался топот удалявшихся от двери детских ножек. Миру оцепенение отпустило. В смешанных чувствах оттого, что тут заперт ребёнок, она рванула к двери и за ручку с силой дёрнула. К её удивлению, дверь легко отворилась, явив её взгляду довольно большую и полупустую комнату. Запах застойного пыльного воздуха неприятно в нос ударил. Мира поморщилась. Большая кровать с балдахином, наподобие, что в её покоях была, совсем неуместно прямо по середине стоит. В комнате хаос. Всё перевернуто: лавки, стулья.

Резкий звон стекла привлёк внимание. Мира повернулась на звук. Там мальчишка лет семи, с тёмными нечёсаными космами, в одеждах давно не по возрасту и явно малых ему на стол пред окном взобрался, палку, что когда-то являлась ножкой резного стула, в сторону откинул, и не оглядываясь, как сиганёт в проём окна. Миру горячей волной обдало. Едва только трепыхнулась в ту сторону, как её сзади схватили и назад в коридор выдернули, лишь руками взмахнуть успела. Оглянулась Мира.

— Я же тебе говорил одной по замку не ходить, — хмуро на неё Златан смотрит.

— Там! — неопределенно и взволновано Мира воскликнула. — Там ребёнок в окно выпрыгнул…

— Нет там ребёнка, — перебил её Златан.

— Как нет? Я сама видела.

— Был когда-то ребёнок. Сейчас нет. Ты забыла, где находишься?

В миг глаза слезами наполнились:

— Он умер? — с дрожью в голосе поинтересовалась Мира.

Златан вздохнул:

— Идём пообедаем. Ты же обедать шла? — Мира кивнула. — Жив ребёнок, не переживай. Он бессмертный.

— Как? — Мира в растерянности последовала за Златаном. Идёт, себе под нос бормочет: — Ещё один бессмертный… Или?

— Или, — подтвердил Златан догадку.

— Как же так?

— Та дверь в дни прошлого ведёт, — пояснил Златан. — И кто знает, воротишься ли обратно, если двери закрыть. Прошлое там каждый раз разное.

Неужели она видела Богдана в детстве? А в ушах, вновь рвущий сердце и душу плач ребёнка стоит. И стоило ей только мысленно колдуна, что её в Навь притащил, Богданом назвать, как