Глава 10

19 июня 1859 года

Церковная служба… Что можно о ней сказать? Это долго. Чертовски долго! Стоять в течение нескольких часов, периодически повторяя за священником Феофаном молитвы, поминутно крестясь, да отбивая поклоны, вполне может сойти за полноценную тренировку. А из-за того, что народу в церковь набилось немало, да еще нашей семье в силу положения пришлось стоять рядом с алтарем, где горело множество свечей, то взопрел я изрядно. Спертый от множества людей воздух без возможности нормально проветрить помещение, плюсовая температура на улице, из-за которой в церкви было еще жарче и ни единой возможности сделать хоть какой-то перерыв. Под конец я чуть в обморок от нехватки кислорода не падал.

А кто-то из крестьян ведь и упал. Слышал я за спиной характерный звук, да перешептывания.

Началась служба с возжигания свечей и всеобщего благословения. Затем Феофан начал зачитывать псалмы. После этого были песнопения. Молитвы во здравицу. Снова песнопения. Поминовения. И наконец — новое благословение и мы смогли двинуться на выход.

На мое счастье кое-какие воспоминания прежнего Романа в голове всплывали, и молитвы с каждым часом я читал все уверенней. Но когда покидал церковь, то очень радовался, что подобные службы не проходят каждый день.

Нам еще повезло, что на коленях как крестьяне не стояли. Зато как приятно июньский воздух обвевал мое разгоряченное лицо, когда мы вышли на улицу! Рубаха вся промокла, и хотелось поскорее вернуться в дом, да хотя бы ополоснуться водой из таза. И такое желание было не у меня одного. Родители тоже стремились поскорее дойти до поместья с теми же целями. Правда, прежде чем получить желаемое, нам все же пришлось задержаться.

— Отче, — громко сказал Сергей Александрович, привлекая внимание как священника, так и всех окружающих. Перешептывающиеся крестьяне стали стихать, а батюшка Феофан подошел ближе к отцу. — Хочу пожертвовать твоему храму во славу господа нашего и на нужды людские, — заявил папа, снимая с пояса кошель.

— Благодарствую, Сергей Александрович, — с достоинством принял подношение священник, тут же передав кошель своему диакону.

— Старосты — подойдите ко мне! — продолжил отец.

Из толпы тут же к нам протиснулись пять дедов. Среди них был и уже знакомый мне Еремей. Вот, сразу понятно — сколько у нас деревень в подчинении. Вряд ли у какой деревни нет старосты, или имеется целых два.

— В честь праздника дарую вам по десять рублей: на стол, да для привечания отличившихся, — заявил папа.

После чего он снял с пояса второй кошель, отдав в руки Еремея.

— Поделите поровну, — строго добавил он.

— Все сделаем, барин, благодарим от всего люда, — тут же запричитал Еремей.

Ему вторили и остальные деды. Крестьяне, притихшие было на время выступления моего отца, разразились радостным гомоном. Пошли здравицы во имя Сергея Александровича, поклоны, благодарственные восклицания. Я посмотрел на отца, а тот прямо млел от раздающихся вокруг голосов. И наслаждался не меньше минуты, пока наконец не поднял вверх руки, призывая к тишине.

— Веселитесь! Отдыхайте! С всесвятским воскресеньем!

Казалось, народ нашел новые силы, чтобы улюлюканьем и радостным воем поддержать пожелания отца.

На этой ноте мы все же двинулись в сторону дома, а люди, уступив нам дорогу, принялись разбиваться на кучки, да потекли ручейками в сторону деревни. Когда все остались позади, я приблизился к отцу и задал мучивший меня с момента вручения денег вопрос:

— А не поздновато ли батюшке Феофану ты кошель вручил? Разве не до праздника лучше такое делать?

— Молод ты еще, вот и не понимаешь всей сути вопроса, — усмехнулся добродушно отец. — Души крепостные видеть должны, что мы о церкви печемся. Что не было бы нас, и церковь бы не стояла здесь.

— Но разве Феофану не нужно ничего было для подготовки к службе? — все еще недоумевал я.

— Все, что ему нужно, он мог в долг попросить. Кто же божьему человеку откажет? — пожал плечами отец. — Про сумму, на сколько он может рассчитывать, мы заранее договорились. Так что не переживай.

— Ну а старостам не мало ли денег ты дал?

— В самый раз, — отрезал отец. — Больше дашь — разбалуешь, а меньше они и не почувствуют.

— И как они делить этот полтинник будут?

— Да ясно как, — усмехнулся папа, — рубль али два каждый староста для премий отложит победителям их потех. Большую часть — себе оставит. А остальное — по дворам раздаст, кто больше всего продуктов на стол праздничный поставил.

— Я могу сходить, посмотреть на их гуляния? — спросил я.

— Зачем тебе? — нахмурился отец. — Не по чину нам в крестьянских забавах участвовать.

— Участвовать не буду, просто посмотрю.

Внимательно оглядев меня, не обманываю ли, он просто пожал плечами.

— Смотри. Только не задерживайся.

Но сначала я естественно дошел до дома и наконец-то ополоснулся в бане. Корней ее еще не начинал топить, но точно будет. Так что вечером полноценно помоюсь. Переодевшись в чистое, я пришел в столовую. Утренний завтрак давно уже был переварен, и вся семья собралась на полноценный обед. Вот тут уже ели от души. И пирожки были — с капустой, да с ягодой, и суп куриный, и каша гречневая. Налопался я от пуза так, что даже полежал около часа на кровати, чтобы переварилось все, и живот к земле не тянул.

Когда я вышел из поместья, крестьяне уже давно начали свое гуляние. За деревней на побережье поставили столы, вынесли лавки. Мужики успели принять на грудь и распевали частушки. Слышался стук деревянных ложек в такт ритму, да бряканье трещоток. Бабы танцевали, а молодые девушки в стороне водили хоровод вокруг разожженного костра. Слишком близко подходить я не стал, чтобы никого не смущать. Не раз видел на корпоративах, где работал фотографом, как подчиненные тушевались в присутствии начальника, зато стоило тому уйти, тут же облегченно выдыхали и начали «настоящее» веселье. А тут я для крестьян