Вдоль стен я планировал насыпать земляной вал. Он должен предохранять бревна от прямых пушечных выстрелов. На углах я задумал построить мощные башни-бастионы, в каждой из которых разместится по несколько пушек. Башни будут выдаваться вперед относительно линии стен, чтобы обеспечить фланговый огонь вдоль всего периметра. Любой, кто попытается приставить лестницы или подкопаться под стены, окажется под перекрестным огнем.

Первым делом мы должны построить внутреннюю крепость — острог, с высокими стенами из толстых бревен, обмазанных глиной для защиты от огня. По углам острога тоже будут стоять башни, похожие на внешние, но меньшего размера. Внутри разместятся жилища атамана и сотников, самые важные складские помещения. Особенно тщательно я продумал устройство порохового погреба — он должен был находиться под землей, с толстыми стенами и специальной вентиляцией.

Отдельно в остроге я планировал оборудовать стрельбище, отделенное от остальной территории дополнительной стеной. Его размеры должны значительно превосходить то жалкое подобие тира, которым мы пользовались в Кашлыке. Здесь казаки смогут упражняться в стрельбе из пищалей, не опасаясь случайно ранить кого-то из жителей. Стены стрельбища мы сделаем такой толщины, чтобы ни одна пуля не смогла их пробить. В районе мишеней соорудим высокую земляную насыпь — для полной безопасности.

Сам город будет разделен на несколько зон, каждая со своим предназначением. Первая, как я уже говорил — острог, сердце города, его последний рубеж обороны.

Вторую зону я назвал «промышленной». Здесь разместятся все мастерские, кузницы, ямы для обжига руды, склады сырья и прочее. Я планировал строго ограничить доступ посторонних в эту часть города. Особенно это касалось заезжих торговцев и всяких «гостей». Хватит с нас татарских лазутчиков, которые под видом купцов высматривали наши слабые места! Пусть не знают, как мы делаем порох, обрабатываем железо. Эти секреты должны оставаться нашими.

Третья зона — жилая, где построят свои избы казаки и их семьи. Я представлял широкие улицы, добротные дома, бани. Люди должны жить достойно, а не ютиться в тесноте, как сейчас.

Четвертая зона предназначалась для торговли и приезжих. Здесь я планировал обустроить большую рыночную площадь с торговыми рядами, построить гостиные дворы для купцов, склады для товаров. Я прекрасно понимал — без торговли ни один город не может существовать и процветать. Тобольск должен был стать важным торговым центром на пересечении речных путей. Но торговлю следовало сделать организованной и подконтрольной. Каждый приезжий купец будет регистрироваться и торговать только в отведенных местах.

Особое внимание я уделил планированию пристани. Она должна стать настоящей крепостью у воды. Массивные стены защитят ее от нападения с суши. Я предусмотрел достаточно места внутри городских стен для того, чтобы вытащить на берег все наши струги и лодки. Зимой это необходимо для сохранности судов, а в случае осады — чтобы враг не смог их захватить или сжечь. Сейчас мы стали гораздо сильнее, но надо быть готовыми ко всему. Жизнь — штука сложная, особенно в Сибири 16 века.

Я понимал, что все это не появится в одночасье. Потребуются месяцы и годы упорного труда, тысячи бревен, тонны глины и камня, невероятные усилия всех наших людей. Но начинать нужно уже сейчас, пока татары зализывают раны после неудачного штурма, пока погода позволяет вести строительные работы.

Чертеж на доске обрастал все новыми деталями. Я отмечал места для церкви, для бань, для конюшен. Продумывал систему оповещения — колокола, сигнальные костры, дозорные посты.

Но это еще не все! В голове крутилась одна идея, которая иногда казалась совершенно безумной, а порой — не слишком. Скажу ее позже.

Глава 13

* * *

Пыльное марево дрожало над степью, когда на горизонте показались всадники. Несколько сотен конных двигались плотным строем, поднимая за собой желтоватое облако, которое медленно оседало в неподвижном воздухе. Впереди отряда, чуть обогнав основные силы, скакала группа из десятка воинов — передовой дозор, высматривающий опасность на пути к ставке сибирского хана.

Ходжа-Бек Ярматулла сидел в седле прямо, без напряжения, которое выдавало бы усталость после многодневного перехода. Его широкие плечи едва покачивались в такт движениям коня, а тёмные глаза внимательно изучали местность впереди. Сорок лет жизни научили его читать степь как открытую книгу — где можно ожидать засаду, где найти воду, где земля предательски мягка для конского галопа. Он не кричал на своих людей, не размахивал плетью — достаточно было короткого жеста рукой или едва заметного кивка, чтобы тумен перестроился или изменил направление движения.

Ярматулла знал, что эта миссия — его шанс. Бухарский хан редко отправлял такие представительные посольства. Кучум ушел от Кашлыка и был ранен, находился при смерти. Даже если он выживет, его власть пошатнулась. Теперь Бухара должна была решить судьбу сибирского престола — выбрать, кто станет новым проводником воли великого бухарского хана в этих северных землях. Если Ярматулла справится с охраной посольства, если обеспечит безопасность важных гостей — его ждёт повышение. Возможно, даже наместничество в одной из богатых земель.

Он повернулся в седле, окидывая взглядом растянувшуюся колонну. Воины ехали молча, только изредка слышался лязг оружия да фырканье лошадей. В центре отряда, окружённые особой охраной, двигались двое — те, ради кого весь этот поход и был затеян.

Мир Аслан Бахадур ибн Саид-Акбар восседал на своём коне с достоинством человека, привыкшего к долгим переходам, но не находящего в них особого удовольствия. Его пятьдесят пять лет давали о себе знать — спина слегка сутулилась к концу дня, а руки, державшие поводья, иногда непроизвольно разминали пальцы. Но разум оставался острым как дамасская сталь. Седая борода, аккуратно расчёсанная даже после недели в седле, придавала его вытянутому лицу выражение спокойной мудрости.

Золотисто-зелёный чапан, накинутый поверх тёмного халата, выделял его среди воинов, но без той кричащей роскоши, которая раздражала бы военных. Мир Аслан умел находить середину — выглядеть достаточно важным, чтобы его слово имело вес, но не настолько богатым, чтобы вызывать зависть или презрение. Это искусство он оттачивал годами, разрешая споры между сартами и кипчаками, договариваясь с хорезмскими купцами, судя по шариату в бухарских медресе.

Его миссия была деликатной как шёлковая нить — прочной, но требующей осторожного обращения. Кучум, скорее всего, доживал свои дни, это понимали все. Вопрос стоял о преемнике, и здесь сходились