Я растирал между пальцами готовую пороховую смесь, чувствуя, как она перекатывается под подушечками. Получилось. У меня вышло создать то, что я задумал — зерновой порох вместо привычной казакам чёрной пороховой мякоти.

— Приходи через день, Савва, все покажу — ответил я, продолжая пересыпать уголь из ладони в ладонь. — Только смотри внимательно.

…К назначенному времени ко мне заявился не только он, но и несколько других сотников, и даже Ермак собственной персоной во главе всей делегации.

Мы пошли в мастерскую — небольшую старую избу, которую я приспособил для работы с порохом. Печи в ней нет, входить сюда с огнем я строжайше запретил под страхом телесных наказаний (то есть мордобития).

Пахло селитрой и углём. Через прохудившуюся крышу пробивались лучи осеннего солнца, освещая клубы пыли в воздухе.

— Вот обычный порох, — я взял горсть чёрной пороховой мякоти. — А вот мой. Видите разницу?

— Твой на крупу похож, — хмыкнул Мещеряк. — Только бурый какой-то.

Я хмыкнул. Для бурого пороха я смешивал составные части — селитру, уголь и серу — в тех же пропорциях, что и для обычного пороха, а потом добавлял воду, превращая всё в густую кашицу. Эту массу я продавливал через решето. Получившиеся комочки сушил на солнце, периодически переворачивая. Самое сложное было добиться равномерных зёрен — не слишком крупных, но и не мелких.

— А зачем это? — спросил Ермак. — Порох и так порох.

Я улыбнулся. Момент истины настал.

— Сейчас покажу. Пойдемте на стрельбище.

Мы отправились в острог, взяли в «оружейке» две запасные пищали и прошли в наш «тир».

— Заряжаю одну пищаль обычным порохом, вторую — моим. Одинаковые заряды, одинаковые пули.

Косились на меня недоверчиво, но молчали.

— Стреляю сначала обычным.

Грохнул выстрел, поднялись клубы серого дыма. Пуля ударила в земляной вал, который мы насыпали для таких опытов, подняв фонтан грязи.

— Теперь новым.

Выстрел из пищали с коричневым зерновым порохом прозвучал иначе — резче, звонче. Дыма было заметно меньше, и он быстрее рассеялся. Но главное — пуля влетела в вал значительно глубже. Это мы поняли, раскопав землю.

— Чёрт возьми! — выдохнул Ермак. — Эта пищаль ударила сильнее!

Я кивнул, довольный эффектом.

— Как так? — недоумевал Савва.

— Зёрна горят равномернее, — объяснил я, стараясь говорить понятно. — Обычный порох — это мякоть. Когда поджигаешь, верхний слой сгорает быстро, а до нижнего огонь доходит позже. Часть пороха вылетает из ствола несгоревшей — вы же видели, сколько дыма было. А зёрна горят каждое само по себе, одновременно. Больше силы, меньше потерь.

— Хитро придумал, — почесал бороду Ермак. — Давай еще по доскам стрельнем.

Я снова зарядил обе пищали — одну обычным порохом, другую зерновым. Мишенью служил старый татарский щит, обтянутый кожей. Поставили его в тридцати саженях, а за ним укрепили толстую доску.

Первый выстрел — из пищали с обычным порохом. Пуля пробила щит и застряла в дереве. Второй выстрел — с зерновым. Пуля прошла щит насквозь и щит, и деревяшку, оставив большую рваную дыру.

— Вот это да! — присвистнул Савва. — Такого я еще не видел… хотя видел я много чего! Надо много такого и побыстрей!

— Не всё так просто, — остудил я общий восторг. — Делать его дольше и сложнее. Нужно время, чтобы зёрна правильно высохли. Если поспешить — развалятся обратно в пыль.

— А если дождь? — спросил Лиходеев. — Как у него с этим?

— Зерновой лучше переносит сырость, — ответил я. — Вода не так быстро проникает внутрь. Обычный порох отсыреет весь сразу, а тут хотя бы часть зёрен останется сухой внутри.

— Ладно, — решил атаман. — Бери людей, делай.

Следующие дни я обучал казаков новому способу. Ничего сложного, но просеивание давалось не сразу — нужно было добиться примерно одинакового размера зёрен.

— Как бабы с ситами, — ворчали казаки.

— Максим, а почему он бурый-то? — спросил кто-то, просеивая очередную порцию.

— По другому сделался, — объяснил я (если такие слова можно назвать объяснением).

Скоро у нас уже была отлаженная мастерская. Одни толкли составные части, другие смешивали, третьи формовали зёрна, четвёртые сушили. Я контролировал каждый этап, проверял пропорции.

…Я откинулся на лавке, позволив себе наконец расслабиться после долгих дней напряженной работы. Самая главная проблема была решена — мы произвели достаточное количество пороха, и теперь можно вздохнуть спокойнее. Но расслабление длилось недолго — в голове роились планы строительства нового поселения.

Я не шутил, когда говорил, что на месте слияния Тобола и Иртыша надо воздвигать город. Работа над серой и порохом лишь временно отвлекла меня от этих мыслей, но теперь они вернулись с удвоенной силой.

Кашлык меня категорически не устраивал. После последнего штурма я каждый день видел, во что превратилась окружающая местность. Жуткое зрелище. Все было сожжено, перекопано, полито кровью. Полусгоревшие остовы татарских осадных башен и таранов до сих пор торчали как страшные памятники недавней битвы. Убрать их с территории представлялось адской задачей.

В засыпанном камнями и землей рву лежали десятки татарских трупов, многие — под толстым слоем грунта. Я понимал, что восстанавливать этот ров означало обречь людей на страшную работу среди разлагающихся тел. Поля и лес вокруг городка больше напоминали свалку после побоища, чем место для жизни.

Но даже не это было главным. Стратегическое положение места, где я планировал возвести Тобольск, было несравненно лучше. Мимо него не проскользнуть ни по Тоболу, ни по Иртышу — любой враг окажется как на ладони. А главное — там имелись полезные ископаемые, которые можно было добывать прямо под защитой стен, даже во время осады!

Железный рудник около Кашлыка доставлял нам постоянные проблемы. Он находился за рекой и представлял собой уязвимое место в нашей обороне. Во время последнего штурма татары в очередной раз сожгли там все постройки. Теперь предстояло все восстанавливать заново. На новом же месте таких проблем не предвиделось — все необходимое можно было добывать за городскими стенами.

Я взял уголь и начал чертить на листе бумаги план будущего города.

Расположение домов в Кашлыке всегда раздражало меня своей хаотичностью. Места и так мало, а после того, как построили множество кузниц, сушилок для пороха, мастерских и прочего, стало еще теснее. Люди жаловались, что негде повернуться, лошадям не хватало места в конюшнях, склады ломились от припасов, которые некуда было деть.

Защитные стены Кашлыка представляли собой всего лишь частокол из заостренных бревен. Я прекрасно понимал, что в случае осады с применением пушек — а рано или поздно это произойдет — такие укрепления не выдержат и нескольких залпов. Нужна земляная насыпь.

Тобольск