Выбитая из-под его ног табуретка не дала главарю закончить. Воздух наполнился отвратительными хрипами, тело разбойника никак не желало отпустить на Высший Суд грешную душонку, и Григорий отплясывал нам на потеху (тройное, горькое «ха») добрых три минуты, а после продолжал мелко подергиваться. Заставив себя досмотреть его агонию до конца, я опустил глаза, увидев на освещенной пробивающимися сквозь голые ветви дуба и тела казненных земле нежно-зеленую молодую травку.

Жизнь продолжается.

Глава 12

— Понимаю вас, братцы, — честно признался я попытавшимся свалить на поиски немца трем десяткам особо активных работников.

Около ворот перехватили — хорошо, что я заранее оставшимся в поместье дружинникам велел никого не выпускать, а в случае массового «исхода» сообщать мне.

— Предателя за подлость наказать дело богоугодное, и благодарен я вам за порыв ваш, — умолчал я о банальном желании получить премию. — Вижу — верны вы мне, за добро отплатить крепко хотите. Да только иного, окромя труда вашего, не нужно. У каждого на Земле своя судьба, свое предназначение. Ловить предателя по лесам — дело сложное, и даже добрые охотники, кои среди вас есть, на такую дичь охотиться не привыкли. Не волнуйтесь, братцы — дружинники немца отыщут и для суда вернут, а нам с вами работать нужно. Сами видите — хорошеет да богатеет поместье день ото дня, дома строятся, деньги зарабатываются, посевы всходят. Знаю — в лесах не сгинете, и немца будете стараться ловить на совесть, да только время-то что песок сквозь пальцы утекающий: вспять не повернешь. Как вас отпустить? Недели ценные без возврата потеряем, цепочки производственные встанут. К тому ж семьи ваши в пути уже, а у кого покуда нет, так баб в округе много, появятся жены с детками неизбежно. Где жить им? В поле чистом? Не пущу вас чужим делом заниматься, к работе возвращайтесь.

И демонстративно не интересуясь чужим мнением на этот счет я отправился к себе домой. Я тут феодал, и слово мое — закон. Не нравится? Мир большой, иди поищи место по душе. Не уйдут — нема дураков. Нету на Руси — да и в мире, чего уж тут — ни соцпакета такого, ни зарплат. И потом — семьи и впрямь в пути, и новички прибывать будут: ширятся производства, рабочих рук требуют, а за вереницей неизбежных в скором времени свадеб у нас тут и вовсе демографический взрыв случится. К этому заранее готовлюсь: выписал из Москвы лекаря, способного и роды принять, и зубы больные выдернуть — последним в монастыре промышляют, но поместье уже достаточно велико, чтобы обзавестись собственной инфраструктурой.

В мои времена словечко «экосистема» покорило бизнес-мир за какие-то пару лет, став одним из самых модным. Экосистему я тут и выстраиваю, с прицелом на полный жизненный цикл работника: родится здесь, здесь в «детский сад» ходить будет, затем — в школу начальную, а к 10–11 годам станет пригодным к изучению потребной поместью профессии, коей и будет заниматься до конца дней своих, выезжая в другие места только если захочет сам: на ярмарку там или другое мероприятие. Планирую я и небывалое в этом мире: время от времени возить группы самых толковых, усердных в учебе и приличных поведением ребят на экскурсии в Москву и Владимир.

Дома, помыв руки, я благодарно кивнул Гришке за чашку прохладного яблочного компота и уселся на диван перед «журнальным» столиком, аккуратно и с настоящим душевным трепетом вскрыв сургучную печать и открыв полученное двадцать минут назад письмо. Пятерка из Государевой тысячи привезла со всем почтением. Переночуют у нас, в баньке попарятся, покушают — не столько мужикам отдых нужен, сколько их лошадкам.

Письмо от Ивана Васильевича! Написанное его рукой специально для меня! Ценность со всех сторон великая, но для меня она как ни странно еще выше, чем для местных: это ж самый настоящий исторический документ! Обязательно его сохраню. Давненько письмо написано, и о смеси зажигательной ни слова в нем не будет — смесь и описание техпроцесса с теми же «Тысячниками» отправлю, удачно сложилось.

— «Государь всея Руси Иоанн Васильевич — рабу Божию и свойственнику нашему Гелию Далматовичу Палеологу», — с удовольствием прочитал я первую строчку. — «Послание сие да будет тебе в веселие и утвержение», — с еще большим прочитал следующую.

«Фильтр» мой волшебный работает и на письменность, словно выдавая прямо в мозг невидимый глазам «подстрочник», переводя все эти «понеже» и «явися», «реченное» и прочее на привычный мне русский язык. А вот «на выдачу» по-прежнему не работает, приходится напрягаться и привлекать к написанию носителей актуального русского.

— «Усердие и труды твои на благо державы нашей видим, и мы, Царь Православный, похвалу тебе за то возносим».

Спасибо, Государь — очень мне твоя похвала приятна.

— «По милости Божьей, зима в Москве стояла лютая, но ныне снега осели, и пути стали, аки мед, и гонцам нашим отрада. В первую очередь о печах твоих написать желаем. Не токмо в хоромах наших, но и в келиях братии монастырской да храмах наших дымом не душит как прежде. Дело сие рук твоих нам аки фимиам Богу приятно, ибо и телеса наши в чистоте так же как и дух ныне пребывают. Вопрошаю тебя, свойственник: как толкуешь ты реченное в Писании — „разрушу храм сей рукотворенный и в три дня воздвигну нерукотворенный“? Относится ли сие и к дому земному, что очищается огнем твоих печей, или подобает относить сие единственно к храму души?»

А я откуда знаю⁈ Придется к батюшке игумену для консультации сходить — ему оно очень будет приятно.

— «Напишу и о другом, о яствах твоих, коими трапезу ты нашу обогатил. Особо благостны яства твои в Пост, ибо не нарушают его. Рецепты те в поучение подданным нашим разослали. И гости иноземные, вкушая, дивятся: „Нет сего в иных царствах!“. Мы же, слыша сие, славу Руси возносим».

Кулинария это тоже вполне себе «мягкая сила». Сколько мировой