На улице тем временем нарастала суета:

— К католикам побёг, как пить дать!

— В узелок его много жратвы не влезет, значит где-то в пути купить попробует!

— Чего еще от еретика ждать? Ходил тут, носом твердь небесную царапал!

— А ведь у католиков отдельный, самый суровый круг Ада предателям уготован, — вздохнул я.

— Так то ежели католика предает, — вздохнул Иван. — Чужие мы немцу оказались.

Расслабился я, подобно влюбившемуся в курорт туристу. Вроде и знаешь, что в стране пребывания не все гладко, но с пляжа-то не видать, и люди вокруг пусть развести на лишний доллар и пытаются, но с улыбкой и очень так вежливо. Вот сам же знал и сам с собою рассуждал о том, что даже сливки здешнего общества время от времени сюзерена меняют без всяких угрызений совести, но все равно ходил и умилялся. «Ах, какие набожные, добрые люди!». «Ах, не за страх работают, а за совесть». «Ах, немец-то просвещенный, приятно ему к чудесам руку прикладывать, из научного любопытства при мне верой и правдой трудиться будет».

Вот она, реальная жизнь — в Европе-то единоверцы и вообще жизнь побогаче, а здесь Иоганну чужбина с дурным климатом. Покуда там перспектив было меньше, чем здесь, сидел и не отсвечивал, а как только почувствовал шанс круто подняться там, на Западе, сразу пошел «росою подышать».

Очень надеюсь, что поймают его. С другой стороны — велик мир, лесами, болотами да горами покрыт, и покуда разлетится по Руси слух о розыске немца Иоганна, много воды утечет. Со стороны третьей — как-то же лиходеев ловят? Те же леса, болота да горы помогают — попробуй-ка в одиночку недельку по бурелому попутешествовать, даже если не заблудишься, легко можно наткнуться на медведя, волка или хотя бы рысь. Или других «лесных людей».

По дорогам предателю перемещаться придется, либо рядом с оными. Опытные у меня дружинники, все не по одному году татар да татей лесных щемили. Те-то одинокому, просвещенному предателю-иноземцу не чета: умеют выживать, заметать следы да продумывать пути отхода. Работа такая — грабить и убегать с чужим добром да полоном.

Не только «секрет огненный» в потери можно предварительно записывать, но и репутационный удар. От нормального хозяина людишки-то поди не сбегают. Да, «басурманин» и католик, от такого добра в любом случае ждать не приходится, но это уже второй так сказать слой этого «кейса», до которого дадут себе труд добраться не все и не сразу.

Прости-Господи, но хорошо, что скоро лиходеев казнить будем — этот инфоповод неплохо «перебьет» бегство немца. Может на это Иоганн и рассчитывал? Пока допросы, пока сборы, пока зачитывание приговора и выступление батюшки Силуана… Фора и без всего этого значительная, часа в четыре получилась, а если бы я был классическим, медленным жителем этих времен, немец «выиграл» бы добрые полсуток.

— Чего делать-то будем, Гелий Далматович? — подавленно прервал алхимик затянувшееся молчание.

Что ж, в любом случае главное сейчас держать лицо и пытаться делать вид, что я — не наивный лох, у которого можно спереть прорывную технологию, а продуманный донельзя деятель, который даже нос чешет не просто так, а с умыслом. Хорошо, что это — не полноценный напалм, а примитивный коктейль Молотова.

— Как «чего»? — изобразил я удивление. — Зерна от плевел благодаря бомбе зажигательной отделили, Иуда от алчности раньше времени своё нутро гнилое явил, стало быть более Иуд у нас нет. Можно за настоящий Греческий огонь нам с тобою браться.

Озарившееся смесью облегчения, энтузиазма — не основной секрет утёк, а специальный, для проверки предназначенный! — и злорадством (вот же тупой немчура, раньше времени спалился!) лицо Ивана меня порадовало и успокоила: простенькое вранье сработало на одного из умнейших людей в округе, а значит сработает и на других.

Местом казни было выбрано дерево на перекрестке трех дорог: в посад/монастырь, идущий до Москвы и к Югу тракт и «побочная» дорожка до нашего поместья. Почти все гости в наши края прибывают с этого направления, и лучшего места для назидательного висения трупов не найти. Ну и ветки у покрытого яркими почками могучего дуба подходящей толщины.

Повешение бывает разным. Самый, прости-Господи, гуманный вариант — это падение висельника с высоты. Веревка ломает шею, и смерть приходит быстро. Второй, не гуманный вариант — это медленное удушение петлей. Агония в пару минут обеспечена. Третий вариант, так сказать промежуточный — на ноги висельника запрыгивает человек, который своим весом ускоряет удушение. Нам сегодня понадобятся первый и второй варианты.

Под одной ветвью дуба стоит табуретка, под второй возвели достаточный для двоих человек помост. Ласковое солнышко и безоблачное небо создавали жестокий контраст с тем, что скоро случится, но чувствовал его один лишь я: собравшийся народ, соблюдая положенную такой ситуации торжественно-мрачную тишину, активно шептался между собой, подставлял лица теплому солнышку, жевал принесенные с собой «пайки» и вообще готовился к зрелищу.

Толпа огромна: все жители поместья, кроме убывших на поиски предателя дружинников, почти вся монастырская братия (молятся) во главе с «большой тройкой» — игумен, келарь, благочинный — посадские и те деревенские из округи, которые захотели проехать или пройти пяток разделяющих нас верст. Реализовать право на последнее покаяние смертникам поможет батюшка Силуан. Командовать процедурой будет Клим, но оглашать вердикт и толкать сопутствующие назидательные речи придется мне. Не хочется до дрожи в коленках и потеющей спины, но выбора нет — «Акелла» не может себе позволить промахнуться.

А вот и главные действующие лица — сидят в телеге, связаны по рукам и ногам, одеты в драные, грязные рубища, и, если приглядеться, сквозь дыры можно увидеть следы следственных действий. Не буду приглядываться, а вот народу интересно.

Самый рослый из тройки, Григорий по кличке «Горлан» демонстрировал разбойничью удаль, глядя на нас с наглой ухмылкой. Второй, поменьше, по имени Прохор, закрыл глаза, и, судя по шевелению губ, молился. Третий, самый молодой и худой в тройке, Анисим, напуган донельзя — озирается, дрожит, плачет, и этим вызывает у народа презрительные взгляды: когда