повернулся к солдату, — твоя задача сильно не торговаться. Отдай за столько, за сколько возьмут. Но запомни лицо скупщика, запомни, как он будет смотреть на песок, что будет говорить. Что будут говорить остальные. И возвращайся как можно быстрее.
Игнат молча кивнул, спрятал кисет и на рассвете растворился в лесу.
Вернулся он к вечеру следующего дня, нагруженный двумя тяжелыми мешками. В них была мука, соль, крупы. И еще он принес то, о чем я просил его отдельно — два старых, но исправных кремнёвых ружья и бочонок пороха. Он вошел в избу, молча свалил мешки на пол и протянул мне маленький кошель с серебром. В нем звенела жалкая горстка монет.
— Как и говорил Елизар, — глухо доложил Игнат, когда мы снова уединились в конторе. — Скупщик, некто Силантий, вертел песок в руках, цокал языком, говорил, что грязный, с примесями. Дал втрое меньше, чем он стоит на самом деле. Но глаза у него горели. Жадные, злые.
— А слухи? — спросил я.
— Слухи есть. Весь поселок гудит. Говорят, ты колдун, что землю видишь насквозь. Что нашел демидовский клад. Рябов, говорят, рвет и мечет. Его артельщики, которых он держит впроголодь, начали роптать. Двое вчера от него сбежали. Ищут дорогу к нам.
Степан, слушавший все это, нервно хмыкнул.
— Клад, говоришь? Колдун? Они скоро на нас охоту объявят, как на нечистую силу.
— Да, так себе новости, — буркнул я.
— Но есть и хорошие. — Игнат выпрямился. — В кабаке я разговорился с одним обозником, что ходит с караванами в губернский город. Он подтвердил — там, в казначействе, за золото дают настоящую цену. Официальную. Почти втрое больше, чем здесь. Но…
— Но туда нужно еще добраться, — закончил я за него. — Три дня пути по тракту, где шалят разбойники. И везти с собой не кисет золота, а в разы больше…
В комнате повисла тишина. Это был риск. Огромный, почти безумный риск. Но и куш был соответствующим. Продать золото по настоящей цене — это значило не просто купить провизию. Это значило получить капитал, который позволит нам перевернуть игру.
— Я пойду, — сказал Игнат. — С ружьем, ночью…
— Нет, — прервал я его. — Ты нам нужен здесь. Ты — наш единственный военный. Если ты уйдешь и они нападут… Пойдет другой человек.
Я посмотрел на Елизара. Старовер сидел, поглаживая свою окладистую бороду, и его лицо было спокойным, как лесное озеро в безветренный день.
— Отец, — обратился я к нему. — Ты знаешь эти леса лучше, чем Рябов свои карманы. Ты знаешь тропы, которых нет ни на одной карте. Ты сможешь дойти до города, минуя тракт и заставы?
Елизар медленно поднял на меня свои глаза.
— Смогу, Андрей Петрович. Наши деды еще от царских слуг этими тропами хаживали. Но одно дело — самому пройти, а другое — с таким грузом. И в городе меня многие знают. Сразу поймут, от кого я пришел. Слух пойдет еще быстрее, чем я обратно вернусь.
— Тут уже как получится, — я хлопнул ладонью по столу. — В конце концов, у нас есть документ на эту землю и мы ничего противозаконного не делаем. А если пойдут на нас силой… что ж — когда-то это всё равно должно случиться…
Решение было принято. Следующие два дня мы готовились. Я отмерил недельную добычу — почти килограмм сияющего песка. Мы упаковали его в двойные кожаные мешки, а затем зашили в простой холщовый куль с мукой. Елизар взял с собой только своего сына, ружье и краюху хлеба.
Провожая их, я чувствовал, как холодеет внутри. Я отправлял старика и парня в пасть льва, доверив им все, что мы заработали потом и кровью.
Неделя их отсутствия была самой длинной в моей жизни. Мы работали, как заведенные, шлюз гремел, стены крепости росли, но все это было механически. Каждую ночь я выходил на крыльцо и смотрел в сторону тракта, вслушиваясь в ночные шорохи. Игнат удвоил посты, наши новые артельщики, Егор и Михей, спали с ружьями в обнимку. Мы ждали. Ждали либо вестей, либо беды.
Елизар с сыном вернулись на восьмой день. Они появились на опушке леса так же внезапно, как и исчезли. Усталые и исхудавшие. За плечом Елизара был пустой мешок из-под муки, а за пазухой — нечто куда более ценное.
В конторе он выложил на стол несколько тяжелых мешочков с серебряными рублями и пачку новеньких, хрустящих ассигнаций. Сумма была ошеломляющей. Она была больше, чем все, что я видел за свою короткую жизнь в этом мире.
— Все, как ты и говорил, Андрей Петрович, — его голос был ровным, но я видел, как блестят его глаза. — В казначействе приняли без звука. Чиновник только головой качал, глядя на чистоту песка. Спросил, не с демидовских ли приисков товар. Я сказал, бог послал.
— А слухи? — спросил я, с трудом отрывая взгляд от денег.
Елизар помрачнел.
— Слухи пошли, едва я на базар зашел за солью. Меня там каждая собака знает. Сразу начали шептаться: «Елизар-кержак в городе! А он ведь у этого, у Воронова теперь живет! Видать, с золотом пришел!». Когда обратно шел, уже в открытую спрашивали, правда ли, что ты нашел жилу, где самородки с кулак величиной.
Степан, пересчитывавший ассигнации, присвистнул.
— Ну, Андрей Петрович, поздравляю. Теперь ты не просто колдун. Теперь ты легенда. А у легенд жизнь, как правило, короткая и яркая.
Он был прав. Наша дерзкая вылазка в губернский город была подобна удару грома в тихий летний день. Мы не просто продали золото. Мы бросили вызов всей системе, выстроенной здесь Рябовым и приказчиком. Мы показали, что можем играть без них. И они этого точно не смогут простить.
Я смотрел на пачки ассигнаций и мешочки с серебром, разложенные на столе. Это был не просто успех. Это был приговор.
— Собирай, Степан, — тихо сказал я. — Веди учет. Каждый рубль, каждая копейка. Это наша казна, наш военный бюджет.
Степан принялся за дело с благоговением ювелира. Игнат и Елизар молча наблюдали.
— Они знают, — глухо произнес Игнат. — Теперь они точно знают. И они придут.
— Значит, нужно будет быть готовыми, — ответил я.
На следующее утро я собрал всю артель в общем зале. Шлюз молчал, топоры не стучали. Люди стояли вдоль стен, переминались