Голос у него срывался. Он сжал обод руля с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Игорь… это всё… это было… чудовищно. Он его вот так просто пристрелил… Словно высморкался! Я теперь этих вонючих упырей буду стрелять без разбора… Всех! Неважно, кем он был, рабочим или крестьянином! Карать! Карать, без пощады!!!

Вадим, давая выход долго сдерживаемым чувствам, беззвучно заплакал, повторяя «Карать, карать!» Слезы текли по его лицу, оставляя на запыленных щеках светлые дорожки.

Мы проехали разъезд, где всё так же кипела какая–то непонятная деятельность, и свернули на едва видимую в поле колею, оставленную нашим грузовиком ночью. Я высунулся из окна, всматриваясь в холмы, ища знакомые силуэты. Вскоре я заметил едва уловимое движение на вершине одного из курганов — кто–то быстро махнул рукой. Через пару минут мы подъехали к «Ситроену», аккуратно загнанному в лощину между двумя холмами и замаскированному охапками срезанной степной полыни. Рядом, в тени, спали на расстеленном брезенте Сухов и Верещагин, а между ними на сошках стояли два пулемета «МГ–34», со вставленными лентами, готовые к бою. Валуев и Артамонов сидели в сторонке и, кажется, допрашивали оберлейтенанта Трумпа — тот явно что–то рассказывал моим товарищам, размахивая руками.

Мы заглушили мотор. Из кабины «Ситроена» выглянуло встревоженное лицо Алькорты, но сразу скрылось, когда Хосеб опознал приехавших. Валуев поднялся и сделал несколько шагов нам навстречу. Его цепкий взгляд мгновенно оценил наши «сложные» лица.

— Что там произошло? — Пётр поочередно внимательно посмотрел на меня и на Ерке. — Вы оба выглядите, как ожившие покойники. Мы сверху видели, что у вас там какая–то замятня случилась. Я уже хотел огонь из пулеметов открыть, но Хуршед остановил — сказал, что вроде бы конфликт исчерпан и вам ничего не грозит.

Вадим молча отошёл к пикапу, прислонился к крылу и закрыл лицо руками. Его плечи слегка вздрагивали.

— Случилось то, чего мы никак не ждали, — ответил я. — Там, на складе, на погрузке работают наши пленные. Один из них узнал Ерке. Бросился к нему.

Лицо Валуева стало каменным.

— И как выкрутились?

— Я его сбил с ног, обвинил в нападении на офицера, потом наорал на немцев, что они плохо стерегут пленных. А фельдфебель, гнида жирная, велел ефрейтору пристрелить парня. И немец тут же, хладнокровно выстрелил ему в затылок.

Пётр грязно выругался, развернулся и с силой пнул колесо «Опеля». Через несколько секунд сержант успокоился, его напряженная фигура расслабилась.

— Что–нибудь интересное сумели выяснить? — спросил Валуев, поворачиваясь ко мне он, и в его голосе мне послышался звук вынимаемого из ножен клинка.

— Всё подтвердилось, — я виновато развел руками. — Это настоящая крепость. Бомбить — бесполезно и опасно, учитывая мощность «зонтика» ПВО. Штурмовать с земли — самоубийство. Остается только диверсия…

— Ладно, вы свою задачу выполнили, сведения добыли, — кивнул Валуев. — Возьми схему укреплений, которую я ночью нарисовал и внеси коррективы, если надо, пока память свежа. А что делать с этой крепостью, пусть командование решает — Алькорта передал разведданные в штаб фронта и полковнику Глейману. У нас тут тоже новости — я с помощью Артамонова расколол молодого немчика и он много чего интересного про организацию ремонтных работ в Люфтваффе рассказал. Но самое важное — в портфеле оберста Витя нашел карту всех полевых аэродромов третьей воздушной армии, прикрывающей панцергруппу Клейста. На некоторые из них твой отец уже отправил танки и мотопехоту.

В этот момент с холма бесшумно спустился Хуршед. Его смуглое лицо было непроницаемым, но глаза блестели.

— С запада пыль, — коротко доложил он. — Машины. Несколько. Едут в нашу сторону прямо по полю от разъезда. Минут через пять–семь будут здесь. Сбежать не успеем — в степи нас будет видно издалека.

— К бою! — скомандовал Валуев. Сухов и Верещагин мгновенно вскочили, схватив пулеметы. — Ступайте наверх, Хуршед покажет, где вам залечь. Игорь, ты с ним — переводи, что услышишь. Алькорта, будь готов завести пикап. Лейтенант Ерке, приди в себя, и за руль! — его окрик заставил Вадима вздрогнуть и выпрямиться. — Артамонов! Свяжи немца, кляп в рот, и гони его в кузов «Ситроена»! И сам там сядь, посторожи обоих офицеров. Всем тихо! Затаимся, может и пронесёт…

Мы бросились по местам. Я следом за Хуршедом взобрался на вершину холма и залёг в густой, колючей траве. Сержант уже лежал ничком, прильнув к биноклю.

— Приближаются, — беззвучно шевельнул он губами. — Три… нет, четыре. Легковушка и грузовики.

Я присмотрелся. Сквозь густое облако пыли, золотистое в лучах поднимающегося солнца, силуэты машин угадывались с трудом. Но Альбиков, конечно же, оказался прав — минуты через две я отчетливо опознал три «Опеля–Блитц» и «Хорьх–108», армейский внедорожник с открытым верхом. Колонна двигалась не спеша, в кузовах грузовиков покачивались головы солдат в касках. Много — по дюжине в каждом. Всех нам быстро не перебить, даже в упор из трех пулеметов. А если завяжется бой, то его неминуемо услышат на складе — он хоть и расположен в противоположной стороне, но до него всего метров восемьсот.

— Едут точно по нашим следам, их при дневном свете отлично видно, — сквозь зубы процедил Хуршед, не отрываясь от окуляров. — В «Хорьхе» два офицера.

Колонна начала замедляться. «Хорьх» остановился. Один из офицеров встал во весь рост, сдвинул на околыш фуражки запыленные очки–«консервы» и приложил к глазам бинокль. Он смотрел прямо на наш холм. Он не мог видеть автомобили, но что–то в степном пейзаже его насторожило.

Офицер в «Хорьхе» что–то сказал шофёру и показал рукой в нашу сторону. Внедорожник медленно, как подкрадывающийся к добыче хищник, пополз прямо к нам. За ним, перестроившись из колонны в цепь, поползли грузовики. Немцы явно решили проверить подозрительное место.

— Обнаружили, джаляб, кютвераляр… — ледяным голосом констатировал Хуршед. Он отложил бинокль и подтянул к себе свою снайперку.

Внизу, у машин, царила гробовая тишина. Все замерли, затаив дыхание. Я видел, как Валуев неторопливо взводит затвор «ППД», как Ерке, высунувшись в окно кабины, нервно кусает губы, как Артамонов выглядывает из–под тента пикапа, держа в руках немецкую винтовку.

Ситуация висела на волоске. Ещё минута — и немцы увидят нас. Странных «вроде бы своих», но почему–то спрятавшихся рядом с особо охраняемым объектом. Прозвучит первый выстрел, и тогда