Под шквал аплодисментов Максим постоял на авансцене, принял ещё три букета от восторженных женщин, затем поклонился и ушёл за кулисы.
— Браво! Браво! — услышал знакомый голос. — Браво, Коля! Всегда знал, что ты человек талантливый и разносторонний. Мои искренние аплодисменты и поздравления!
— Здравия желаю, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга! — широко улыбнулся Максим.
— Без чинов, Коля, — улыбнулся в ответ Михеев. — Ну, давай обнимемся, что ли.
Они крепко обнялись.
Максим подумал, что неожиданно соскучился по этому симпатичному мужественного человеку, с которым свела его военная судьба. Чувствовалась в товарище комиссаре настоящая убеждённость в правоте дела, которому он служил и твёрдая вера не только в грядущую победу, но и торжество коммунизма. Но кроме этого, он обладал живым умом и даже каким-то детским любопытством ко всему интересному и новому.
— Рад тебя видеть, — искренне сказал Максим, отстранившись. — Выглядишь неплохо. Как нога?
— Подлечили. Но не до конца. Пока, вон, с палочкой ходить приходится, словно какому-нибудь старику, — он кивнул на стоящую рядом у стенки трость. — Ну, ничего, эскулапы обещают, что через месяц-два буду в футбол играть. Хотя какой сейчас футбол… Ты как? Наслышан о твоих подвигах. Снова летаешь?
— Летаю. Бью фашиста из всех видов бортового оружия.
— Не сомневался в тебе. Молодец. К Герою тебя представили за все сбитые, знаешь?
— Обещать — не значит жениться, — сказал Максим. — Вот когда дадут, тогда и отметим.
— Ну, отметить нам в любом случае есть что, — сказал Михеев. — Я ведь не просто так приехал.
— Догадываюсь, — опять улыбнулся Максим. — Вербовать будешь?
— Вербуют вражеских агентов и граждан чужой страны, чтобы работали на нас. Нет, просто сделаю тебе одно предложение.
— Предложение, от которого невозможно отказаться? — не удержался Максим.
— Можно и так сказать, — усмехнулся Михеев. — Хотя отказаться ты, конечно, сможешь. Как говорится, вольному воля, спасённому — рай.
— Люблю эту поговорку, — кивнул Максим. — Подтверждает наше природное право на свободу выбора.
— Рад, что ты это понимаешь. Свобода выбора есть всегда.
— Другое дело, чем за эту свободу приходится платить. Да?
— Ага, — подтвердил Михеев. — Так, ты свободен сейчас? Знаю, что свободен. Пошли ко мне, есть разговор.
Гостиниц в привычном понимании этого слова в Кулешовке не было. Поэтому товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, чьё звание соответствовало армейскому генерал-лейтенанту, занял домик для высокопоставленных гостей, который на подобный случай имелся при сельсовете. Ничего особенно, но по местным меркам шикарно: две комнаты, кухня и довольно чистый деревенский туалет на улице.
К домику от Дома культуры они подъехали на новенькой хотя уже и запылённой «эмке» Михеева, которой управлял молчаливый сержант госбезопасности (соответствует армейскому лейтенанту, отметил про себя Максим) лет сорока.
— Не люблю поезда, — сказал Михеев, когда они вышли из машины. — Из Ростова полетим на самолёте.
— Ты, вижу, не сомневаешься, что я соглашусь.
— Почти не сомневаюсь. Давай, проходи. Ваня, — обратился он к шофёру. — Собери нам на стол на скорую руку. Да, и водки не надо. Коньяк будем пить.
— Ого, — сказал Максим. — Охмуряете, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга?
— Охмуряю, товарищ лейтенант государственной безопасности.
— Что — вот так сразу через два звания? [2]
— И это только начало, — усмехнулся Михеев и шутливо подтолкнул Максима в спину. — Проходи, давай, жрать охота — сил нет.
[1] Музыка А. М. Ларме, 1866 год.
[2] Звание лейтенанта государственной безопасности в указанное время соответствовало армейскому капитану.
Глава восьмая
Коньяк пили из гранёных стаканов, что по нынешним обстоятельствам уже было роскошью.
Выпили по первой за встречу, закусили чёрным хлебом с салом, пока шофёр Михеева возился на кухне с ужином.
В очередной раз Максим подумал, что не скоро ещё наступит время, когда он сможет пить коньяк из правильных бокалов и правильно его закусывать. Да и наступит ли вообще? Он на войне и убить его могут в любую минуту. Несмотря на все знания, умения и защиту.
Ну что ж, убьют, значит, такая его судьба. Погибнуть за Родину на этой страшной войне. А вовсе не полететь к звёздам, как он мечтал. Те сотни тысяч советских солдат и командиров, которые погибли в «киевском котле», а до этого в других котлах, при отступлении и в контратаках, те миллионы, которым погибнуть ещё предстоит — многие из них тоже мечтали о чём-то другом. Но пришлось встать на защиту социалистического Отечества и погибнуть.
Чем он лучше?
Но коньяк при этом всё равно лучше пить из правильных бокалов.
— Помнишь нашу первую встречу? — спросил комиссар государственной безопасности. — Там, на берегу речки Псёл, когда ты кабана завалил?
— Конечно, — ответил Максим. — Ты тогда мне проверку слуха, памяти и ночного зрения устроил.
— Да. И ты эту проверку прошёл на ять. Блестяще прошёл, можно сказать, выше всяких похвал. Ты мне нужен, Коля, — продолжил Михеев после того, как традиционно выпили по второй — за победу. — Как раз для того, чтобы нашу победу приблизить.
— Ого, — сказал Максим. — Вот прямо так?
— Прямо так. Меня переводят в Москву, в Управление Особых отделов при НКВД СССР. Слыхал о таком?
— Краем уха.
Михеев рассказал, что незадолго до войны возглавлял третье Управления НКО СССР:
— Это военная контрразведка, её передавали из состава НКВД в Наркомат обороны. Теперь вернули обратно. Пока из окружения выходил, а потом лечился, мою должность начальника Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта уже заняли. Но предложили другую. Первым заместителем товарища Абакумова [1]. Абакумова, надеюсь, знаешь?
— Кто ж не
