ходуном пойти… Ладно, черт с ним! Подумаем. Опять же логика судьбы: если она в Иркином обличье предлагает что-то, значит, в этом что-то и есть. Подумаем.
Зинаида Родионовна, судя по приглушенным звукам из ее комнаты, смотрела телевизор, а Вовка встретил меня малость надутым — обижался.
— Вот, — я потряс книжкой. — Сочинение нашего завлаба.
— Это ты за ним полтора часа ходил?..
— Не только, — сразу уловил я, куда ветер дует. — Есть еще нечто интересное. Сейчас расскажу.
Я уловил, что заострил интерес приятеля. И не стал тянуть.
— Смотри, — вынул письмо, дал Володьке, рассказав все как было и как есть, добавив лишь, что позвал не его, а Сашку лишь потому, что наблюдаемый сразу бы догадался: Скворцов пришел не сам, а направил свои глаза и уши — то есть Мечникова.
Психологический ход оказался верным. Володя прояснился. И даже «глаза и уши» проглотил, хотя мог бы повыпендриваться.
— Хм! — произнес он. — Так это кто ж такой изобретательный… такая, то есть? Кондратьева-юниорша, что ли?
— Пока не знаю, — пожал плечами я. — Но очень может быть.
— Да, — глубокомысленно проговорил Вовка. — Ситуация, конечно, интересная.
И впал в молчаливую задумчивость. Настолько погруженную, что я даже удивился. Взгляд застыл, лицо стало неподвижным. Я окликнул:
— Володя!
Он медленно повернул взгляд ко мне. И медленно, с расстановкой произнес:
— Ты знаешь, я тебе сейчас одну умную вещь скажу…
— Умные вещи послушать приятно.
— Так вот. По совокупности наблюдений у меня сложилось впечатление, что она в твою сторону неровно дышит. И косит глазом. И даже двумя. Нет-нет, — поспешил оговориться он. — Объяснить не смогу. Но впечатление есть. Это ведь, знаешь, ловится на полутонах, чем-то мимолетном таком… И потом откладывается в сознании.
Володька увлекся, даже вдохновился. Ему, похоже, понравилось почувствовать себя психологом. Но я его слушал, признаться, краем уха. Размышлял.
Но если честно, мысль пока крутилась на одном месте. Разрозненные события не удавалось соединить в систему, поймать в них единый смысл. Как это сделать? Как подтолкнуть ход событий⁈
Я пока не знал. А есть уже хотелось сильно.
Послушал, покивал, и сказал:
— Все это хорошо, но что у нас с ужином?
Глава 9
— А кто у нас сегодня повар? — слегка передразнил Вовка. — У него и спрашивайте!
— И сосиски ты не сварил?
— Сварил. Но сожрал.
Пауза.
— Спасибо, — со скорбным сарказмом проронил я.
Вован расхохотался:
— Да шучу я! Сделал, конечно. Иди, лопай. Правда, только сосиски и макароны. Ну, и чай. Одно дежурство должен!
— Без вопросов, — сказал я солидно.
— А я пока погружусь в мудрые мысли босса, — Володька взял монографию.
После ужина я присоединился к чтению, и убедился в том, что руководство нашей «семерки» протежирует Мартынюку совершенно справедливо. Все, что он излагал в книге, он делал четко, ясно, по сути. И видно было, что он ищет в науке новые пути, живет жаждой познания. Может, это и помпезно звучит, но что есть, то есть.
Стиль изложения, конечно, у него был суховатый и отрывочный — да он ведь и не спец в художественной словесности. Работал на знатока. А мы как раз такими знатоками и были. И не могли, конечно, не оценить оригинальности и смелости его мысли.
— Толковый, черт, — признал Володька, зевая.
За окном уже была ночь с россыпью звезд.
— Что день грядущий нам готовит? — философски произнес Мечников, глядя на Луну.
— Поживем — увидим… — тоже зевнул я.
Грядущий день приготовил нам Мартынюка на ступенях Первого корпуса. Он приветливо улыбнулся:
— Парни, специально вас жду! Отойдем чуть в сторонку.
Недоумевая, мы отошли. Он понизил голос:
— Сегодня в метро не спускаетесь. Потрудитесь в лаборатории. Режим осторожности, сами понимаете. Идем, познакомлю вас с моими ребятами, вы еще не всех знаете. Кстати: состав у нас исключительно мужской! У меня в этом смысле принцип, как у капитана корабля: без женщин на борту. С этим, так сказать, справляйтесь на берегу… По анкетам вы холостяки, я знаю. А как оно в жизни?
— Так же, — сказал я. — В свободном полете.
— С чем вас и поздравляю. И не спешите! Я вот только год как женился. Все замечательно, лучше не бывает. Скоро прибавка в семействе будет. И правильно сделал, считаю, что не торопился. Твердо на ноги встал, путь-дорогу выбрал — вот тогда можно… Ну, идем в лабораторию!
В лаборатории встретили нас замечательно, по-товарищески, как своих. Познакомили со спецификой деятельности. Мы сразу же вошли в рабочий ритм — я, несмотря на плотный темп, ощутил замечательный исследовательский азарт, такой, при котором время летит без устали. А славную трудовую усталость ты начинаешь ощущать, уже идя с работы домой… У меня, конечно, было преимущество в плане послезнания: все, что происходило в лаборатории, мне было знакомо, но я старался пользоваться этим плюсом очень аккуратно. Выглядеть вундеркиндом мне было вовсе ни к чему. И я сумел поставить себя так, что выглядел очень сообразительным парнем с отличной вузовской подготовкой. Ровно то, что надо.
Так мы с Володей по-настоящему стали своими в лаборатории, а лучше сказать, в спецподразделении кандидата наук Мартынюка. Как будто всегда тут трудились! Работа спорилась, надежды руководства мы оправдывали, я чувствовал, что попал именно туда, куда надо.
Незаметно промчался остаток недели, а вечером пятницы к нам в квартиру заявилась Ирка.
— Здрасьте, Зинаида Родионовна! Постояльцы ваши дома?
— Отдыхают, — неприязненно ответствовала хозяйка. — А у тебя какое к ним дело?
— Личное, — отрезала гостья. — Я пройду!
И ловко прошмыгнула в прихожую.
Зинаида Родионовна недолюбливала Ирину Ромашкину двукратно. И как беспокойную шумную соседку, и как возможную Оленькину конкурентку. Второе, конечно, было уже старческим перекосом, так как Оленька, похоже, и не собиралась к бабушке в гости. Но многоопытным взглядом старушка видела в Ромашкиной магическую женскую сущность, заставляющую мужиков терять головы — и это не давало покоя. Болезненно не желая признавать этого, наша хозяйка, видимо, замечала, что в плане шарма, привлекательности, очарования Оленька Ирке в подметки не годилась.
А Ирка уже весело стучала в нашу дверь:
— Ребята, открывай! Можно к вам?
— Заходите, фея розовых аллей! — весело воскликнул я.
Она так и расцвела от удовольствия:
— Вот как