Когда мы отстранились друг от друга, глаза её сияли как два изумруда, а щеки горели румянцем. Не от стыда, как когда-то давно в самом начале нашего знакомства, а от нахлынувших чувств, от долгожданной близости.

— Я тоже соскучился, — мой голос прозвучал хрипло, поэтому я слегка кашлянул, прочищая горло. Наклонившись, я поднял с асфальта ее дорожную сумку и добавил: — Пойдем.

Взяв Катю за руку, я повёл её к выходу с площади, туда, где дежурили такси. Суета вокзала отступила на второй план, растворилась в нашем общем пространстве. Я чувствовал ее шаг рядом, слышал легкий стук ее каблучков по асфальту, ощущал тепло ее руки.

Заметив неподалёку кафе, я остановился и спросил:

— Ты, кстати, как? Дорога вымотала? Голодная? Здесь рядом есть приличное место.

Катя мотнула головой.

— Спать совершенно не хочется — выспалась в поезде от души. А вот есть хочется ужасно! — призналась Катя, легонько сжимая мою руку. — Готова съесть слона. Или, на худой конец, пару пирожков с капустой.

Я улыбнулся и свернул в сторону знакомого кафе, притулившегося в арке одного из зданий рядом с вокзалом.

Дверь с мелкой сеткой от мух открылась с легким звоном колокольчика. Мы нашли свободный столик у окна, выходящего на боковую улочку. Официантка, в белом переднике и кружевном чепчике, тут же подошла к нам, чтобы принять заказ.

— Добрый день! Что изволите?

Катя, разглядывая меловую доску с меню, оживилась:

— О, беляши! И компот вишневый! Дайте, пожалуйста, два беляша и компот. И… ватрушку, — решительно добавила она.

— Два беляша, компот, ватрушка, — подтвердила официантка, записывая в блокнотик. — Вам, товарищ военный?

— Пожалуй, тоже беляш и чай, — кивнул я. — Черный, крепкий.

— Будет сделано.

Пока ждали заказ, я смотрел на Катю. Солнечный свет из окна играл в ее каштановых волосах, выбившихся из-под аккуратной шляпки. Она сняла перчатки и принялась постукивать по столу, поглядывая в сторону кухни.

— Ну, рассказывай, — она положила подбородок на сцепленные руки и посмотрела на меня с ожиданием. — На сколько дней курсант Громов поступает в моё распоряжение?

Я хмыкнул.

— Каждый день после занятий я твой. Но утром у меня полеты или теория. Иногда до обеда, иногда дольше. Но вечером я буду выходить в город.

Катя понимающе кивнула и слегка задумалась.

— Поняла, — проговорила она и, лукаво стрельнув глазками, добавила: — А чем займемся в эти драгоценные часы? Волгоград я почти не знаю. Музей? На Мамаев курган сходим? Или просто гулять?

Я откинулся на спинку стула.

— Например, на завтра вечером, — проговорил я с деланной небрежностью в голосе — я уже кое-что приготовил. Я купил билеты в театр. «Трёхгрошовая опера».

Эффект от сказанного превзошел все мои ожидания. Катя ахнула, всплеснула руками, чуть не опрокинув стакан с водой.

— Не может быть! Брехта⁈ Серёжа! — Она схватила меня за руку поверх стола, ее глаза сияли невероятным восторгом. — Ты даже не представляешь, как я хотела ее увидеть! Как ты умудрился? Говорят, билеты практически не достать было! — Она негромко захлопала в ладоши, затем, оглянувшись, смущенно опустила их, но счастье с лица не исчезло. — Я так рада. Спасибо! — Она поднесла ладонь к губам и послала мне через стол легкий, почти незаметный воздушный поцелуй. — Это чудесная новость!

Подача беляшей и напитков ненадолго прервала наш разговор. Ароматные, с хрустящей корочкой, они выглядели очень аппетитно. Катя с упоением принялась за еду, подтверждая свои слова о голоде.

— А еще, — сказал я, отламывая кусочек своего беляша, — меня ждет одно спортивное мероприятие на днях. Бег. Кросс. Я узнаю пускают ли на стадион родных и близких. Если да — приглашаю.

Катя проглотила кусок, вытерла губы салфеткой и посмотрела на меня как-то по-особенному серьёзно.

— Обязательно приду! — сказала она. — Конечно, приду! С удовольствием поболею за моего чемпиона. — Она подмигнула.

Я фыркнул, отхлебывая горячий чай.

— Как там наши? — перевел я разговор, указывая головой в сторону, откуда она приехала.

Катя оживилась и принялась рассказывать:

— О, все как всегда! Володя вовсю готовится к этим своим соревнованиям по радиоделу — сидит, паяет что-то день и ночь, весь в канифоли. Я тебе писала, что он этим увлёкся.

Я кивнул — писала.

Катя продолжила перечислять у кого как дела обстоят. А потом сказала, что они сами всё лучше неё расскажут. Видя моё удивлённое лицо, она пояснила, что каждый из ребят написал письмо. Немного помолчав, она со смешком добавила, что каждый из них ждёт ответ на своё письмо, поэтому меня ждут занимательные часы писательства. Я кивнул, улыбаясь. Напишу, не проблема.

Закончив трапезничать, мы вернулись на вокзальную площадь и продолжили прерванный путь.

У выезда с площади стоял темно-синий автомобиль с шашечками такси. Шофер, мужчина лет пятидесяти в кепке и кожаном пиджаке, лениво курил, прислонившись к бамперу. Увидев нас, он бросил окурок и выпрямился.

Я подвел Катю прямо к машине. Она удивленно подняла брови, вопросительно глядя на меня, но не проронила не слова.

Я тоже не стал ничего говорить, просто открыл заднюю дверь такси и жестом пригласил ее внутрь: «Прошу».

Она улыбнулась и ловко скользнула на сиденье. Я постучал костяшками пальцев по крыше:

— Шеф, багажник открой, пожалуйста.

Шофер кивнул, щелкнул ключом. Я уложил Катину сумку в просторный багажник, захлопнул крышку и сел рядом с ней. Пространство салона сразу наполнилось ее запахом, смешавшимся с ароматом кожаных сидений и дымом папирос.

Катя сразу же придвинулась, взяла мою руку в обе свои и положила голову мне на плечо. Я обнял ее за плечи, притянул ближе.

— Улица Рабоче-Крестьянская, дом восемнадцать, — сказал я шоферу, назвав адрес.

Машина плавно тронулась, вливаясь в поток транспорта на привокзальной площади. Мы проехали мимо памятника, мимо высоких сталинок с лепниной, свернули на широкий проспект. Волгоград медленно проплывал за окном — еще не совсем отошедший от военных шрамов, но уже живой, строящийся, с новыми кварталами.

Катя оторвала голову от моего плеча и спросила:

— Серёж, а куда мы